она радуется его аппетиту и постепенно оттаивает.
– Ма, так вкусно я не ел уже давно, несколько месяцев, – сказал он за кофе. – А на фоно мне правда хочется играть.
И тут его ошеломили ее слова.
– Ты ведь хотел летать, правда? Именно об этом ты сейчас и мечтаешь. – Она пристально посмотрела на него, и он не понял, то ли она умоляет его не летать, то ли просто хочет знать правду.
Он поставил чашку на стол и тихо сказал:
– По-моему, нам надо поговорить об этом отдельно. Не сейчас.
Она порывисто встала и пошла к раковине.
– Да. Не сейчас. – Она резко открыла кран. Поднесла к глазам полотенце. – Не сейчас, – повторила она через пару секунд. – Сейчас я просто не выдержу.
Глава 3
Кардифф, Помрой-стрит
1942 год
Письмо Дома прибыло с утренней почтой. Читая его, Саба порозовела от смущения. Этого парня она помнила. Правда, не очень отчетливо.
В тот вечер, перед концертом, она была ужасно взвинчена, боялась, что слишком разволнуется при виде обожженных летчиков и не сможет петь, а потом радовалась, что все прошло гладко.
Но ведь это о чем-то говорило – вернее, говорило о многом: тот вечер показался особенным и раненому парню, запомнился ему. Сабе захотелось сбежать вниз по лестнице с этим письмом в руке, заставить всех домашних прочесть его – «Глядите, я делаю важные вещи; не заставляйте меня все бросить». Но поскольку никто с ней не разговаривал, она убрала конверт в ящик ночного столика. С такой сумятицей в голове ей было не до него; отвечать на письмо она и не собиралась.
В ее семье шла война. За две недели до этого Саба получила коричневатый конверт с надписью «На службе Его Величества». В конверте было письмо из ЭНСА[23], в котором некий Джон Мерретт приглашал ее на прослушивание в Лондон, в Королевский театр Друри-Лейн, 17 марта в 11:30. «С собой иметь ноты и туфли для танцев. Расходы будут оплачены».
Ее семья жила в Кардиффе в террасном доме на Помрой-стрит, возле доков, в нескольких улицах от залива. Здесь, на верхнем этаже маленького и уютного дома с тремя крошечными спальнями, Саба появилась на свет двадцать три года назад, на три недели раньше срока, краснолицая и орущая. «С самого начала у тебя были мощные легкие», – с гордостью говорила мать.
Она жила в доме с матерью Джойс и младшей сестренкой Лу. И, конечно, с доброй Тансу, бабушкой-турчанкой, которая переехала к ним лет двадцать назад. Иногда приезжал и отец, судовой инженер, проводивший большую часть времени в море.
Когда пришло письмо, Саба была одна, если не считать старую Тан, – бабушка спала у камина в передней комнате. Она распечатала конверт, прочла, не веря своим глазам, приглашение, и ее охватил такой восторг, что она буквально взлетела по лестнице наверх, в свою спальню, подняла руки и издала безмолвный вопль. Потом уселась перед туалетным столиком. Из трех зеркал на нее смотрело взволнованное, бледное лицо.
«Ого!
Entertainments National Service Association, или (
