Виктор Эммануил Третий, захлебываясь от слез, спрашивает графа, паленую ли водку кушал тот в переходе. – Атас, братва! – вопит Блаженный Августин и вместе с Гагариным взмывает на радугу. И прибегает монаршая свита и, заломав королю руки, уводит его, рыдающего, в 11 ноября, а слетевшиеся грачи-санитары укладывают меня и привязывают к кроватной сетке бинтами, а граф Дракула, тот прыгает на своих култышках по полу и пытается укусить за икру господина товарища начальника главного врача. Валентина, как же я люблю тебя!
Милая Валентина, ты помнишь, когда я был маленький, ты водила меня за ручку в городской парк, а в нем была каруселька с крылатыми деревянными лошадками – такими нехитро раскрашенными солнечными существами с неправильными добрыми глазами и неловко вырезанными почти человеческими улыбками. Ты покупала билетик и усаживала меня на зеленую лошадку с дыркой в голове от выскочившего сучка, а корявый хмурый мужик-работник дергал за рычаг карусельного механизма с такой окончательностью, как будто зачинал само мироздание, и мотор глухо, натужно, по-шамански взвывал, и вся площадка с лошадками сдвигалась с места и крутилась, крутилась. А потом ты покупала еще один билетик, и я пересаживался на красную лошадку с отломанным ухом, и все повторялось. А последней была желтая солнечная лошадка, и у нее была глубокая трещинка на отполированной до блеска спинке, куда насыпался, набился травяной, листвяной сор и пыль, и она тебя кружила и поднимала вверх до самого солнца, а после ты сходил с карусели, качаясь, и падал прямо в мамины руки, а она усаживала тебя на скамейку и покупала тебе мороженое, и воробьи прыгали и шебуршились у наших ног, а в траве шуршали ящерки. Тыщерки, выщерки, мыщерки шарились, щурились, щерились из пещерки, юркие…
Да, милая Валентина, я ведь совсем забыл. Бомж, собака, кот, морские свинки, подвальные крысы, муравьи – это все очень хорошо, но нам обязательно нужно завести в нашем доме ящерку. Без ящерки никуда. Я ведь знаю, где они водятся – в темных кустах караганника. Когда мы поженимся, Гагарин повезет нас в свадебное путешествие, и я обязательно покажу тебе это место.
Там, в городке моего детства, ненастоящем, а может, никогда не бывшем, все было рядом, все было близко. Прошагать его весь можно было, наверное, за час вдоль и за полчаса поперек. Жили в нем шахтеры и рабочие с завода резинотехнических изделий. Что это за такие изделия, ему, мальчишке, было неизвестно, а сам завод дымил трубами на другом конце степи, километрах в десяти от жилого сектора. Ну да бог с ним, с заводом. Дом его стоял на самой окраине городка, за ним дорога, а за дорогой кочегарка, а чуть подальше гаражи с кроликами и безголовыми курицами. А если пойти вдоль дороги, то будет школа, где ты учился, а если еще дальше и вглубь городка, то будет дом культуры, которым руководил Лазарь Иванович, и рядом парк с тополями, покрытыми пылью. Года за два до смерти матери он любопытства ради съездил в этот городок, сходил туда, сходил сюда, дошел до дома, в котором жил мальчишкой, купил водки в том магазине, где мама покупала ему конфеты, потом дошел до парка и наткнулся на ту самую карусель.
Боже мой! Она стояла заброшенной, разломанной, все заросло кустами с мелкой серой листвой. А дальше было то, про что он написал строчки.
недавно я снова оказался там
в том городке
