и, препоручив Богу рыцарей и горожан, принялись искать своих юных сеньоров.
Владычица Озера еще прежде отдала одного из своих подручных в услужение Ламбегу. И потому они без труда попали в то отрадное убежище, где уже пребывали сын короля Бана и его кузены, сыновья короля Богора.
Здесь повествование довольно бегло описывает добрый прием, оказанный новым гостям.
Фарьен скончался спустя недолгое время, а жена его провела свои последние дни в покаянии о прежних блуднях с королем Клодасом. Оба их сына, Эгис и Тарен, выросли доблестными и верными рыцарями, а обе почтенные королевы, Ганнская и Беноикская, окончили свою смиренную жизнь в тех двух монастырях, в которые они удалились. Из снов и откровений они узнали о славной участи своих детей; и потому лишь об одном они жалели, возносясь в Рай небесный: что так и не повидали Ланселота, Лионеля и Богора, прежде чем смежились их веки.
XVI
Ланселот оставался под опекой Владычицы Озера до восемнадцати лет. Видя, что он так хорош собою, так ладно сложен телом, так щедр и благороден душой, дама с каждым днем убеждалась все более, что грешно ей откладывать срок, когда пора будет отпустить его. Вскоре после Пасхи он ездил охотиться в лес, и ему удалось убить оленя, столь упитанного, хотя до августа месяца было еще далеко, что ему захотелось тут же отослать его Владычице Озера. Двое подручных принесли оленя и сложили к ее ногам, а сам он устроился под лесным дубом, чтобы отдохнуть от полуденного зноя. К вечеру он снова сел на гончего коня[51], а когда вернулся домой, то нашел привычных сотрапезников владелицы этих угодий в полном сборе вокруг роскошной добычи. Ланселот был одет в короткую лесную котту, на голове убор из листьев, а к поясу приторочен колчан. Увидев его въезжающим во двор, дама ощутила, как слезы подступают к глазам от самого сердца; и, не дожидаясь его, она поскорее ушла в большую залу и села там, укрыв лицо руками.
Ланселот подошел к ней; она убежала в соседнюю опочивальню. «Что с моей госпожой?» – подумал юноша. Он стал искать ее, нашел и увидел распростертой на широком ложе, утопающей в слезах. На его приветствие она не ответила – она, которая обыкновенно первая подбегала к нему обнять и расцеловать.
– Госпожа, – спросил он, – что с вами? Если вас кто-то огорчил, не таитесь, ведь пока я жив, я не потерплю, чтобы вас посмели обидеть.
Поначалу она в ответ удвоила рыдания и слезы; но потом, видя его во все большем недоумении, сказала:
– Ах! Королевич, уходите, если не хотите, чтобы мое сердце разбилось.
– Что ж, госпожа, я уйду, раз мое присутствие только досаждает вам.
Он вышел, забрал свой лук, повесил его на шею, приладил к поясу колчан, оседлал и взнуздал своего рысака и вывел во двор. Между тем дама, которая любила его без памяти, спохватилась, что обидела его; она встала, вытерла свои опухшие глаза и вышла во двор в тот самый миг, когда он ставил ногу в стремя. Она ухватила коня за узду:
– Куда
Лошади, используемые для охоты, были особым образом обучены; отсюда их специальное название «гончие» [
