тебе достаточно. А работу свою они сами знают. И особо не лайся: искусан будешь – вон Натахе палец в рот не клади. А если сама будет шуметь, не обращай внимания.
И я о ней думаю – слишком уж хороша прачка молодая… до еще с такими манерами. Трудно будет устоять, вздумай она меня очаровывать. Впрочем, очень даже может быть, что она слегка не в своем уме – девушки с такими прелестями не стирают больничное белье. Сколько же она зарабатывает, если у начальника базы всего семь тысяч рублей оклад? Что-то не так…
Белов приводит меня в свой кабинет – там два стола.
– Занимай. Это твой, – кивает он на один.
Я сажусь и начинаю разбирать содержимое ящиков. Там черте что, но я уже полон энтузиазма. Перебирая весь этот хлам – что-то обратно, а что-то и в урну – поглядываю на главного инженера. До сих пор отношения наши были приятельскими. Но жизнь производственная держится на непредвиденных мелочах и плохо признает кумовство. Возможно, очень скоро дружба наша переменится не в лучшую сторону. Ведь там, где присутствует оклад, дисциплина труда зиждется лишь на оре – и как правило, начальников на подчиненных.
Если Белов будет на меня кричать, сколько стерплю – столько стерплю, а потом уйду. В конце концов, я наемный работник, а не раб. Мое будущее, как и жизнь производственная, зависит от непредвиденных мелочей.
Вторым из моих подчиненных, с кем познакомился в первый день, был сварщик Иван Степанович. Он старше меня и к тому же наделен разумной предусмотрительностью – мне в большинстве случаев приходилось соглашаться с его доводами. Это был добродушный мужик, наивный и доверчивый, с припадками совершенно необъяснимого упрямства. Он уже потерял зрение на производственной почве и потому только резал метал да сваривал простейшие швы – к серьезным операциям не подступал.
Пришел Степаныч в кабинет Белова в восторженном настроении – со мной знакомиться. Выглядел бодрячком, но с запашком перегара. Показалось, он наведался прощупать почву – а не будет ли проставы по поводу вступления в должность? Но вслух не озвучил. Белова пытался подзадорить. Но Владимир Михайлович, видимо, привыкший к его шуткам, угрюмо молчал. Однако на кружку чая сварщик главного инженера таки раскрутил. Видимо, авторитет у народа не дается даром…
От чая Степаныча чуточку развезло. Он стал хвастать своими успехами в пьяных драках:
– Мы на этот счет простоваты.
Не знаю, как насчет мордобоя, но вот собак – цепных, злых-презлых – он действительно не боялся. Они от него шарахались – может быть, испугавшись дурного запаха перегара. В сущности он не был злым или отчаянным человеком – просто порой накатывала на него детская шаловливость.
И этот же самый Иван Степанович поучал меня, как держать дисциплину в трудовом коллективе:
– Каждый подчиненный человек непременно должен бояться начальства. Я, к примеру, тебя. Ты – Белова. Михалыч нашей Шахини-Крокодилицы… Тот, на чьей стороне власть, всегда остается безнаказанным. Вот и вся музыка в комхозе.
Шахиня пойдет, но почему Крокодилица? Елена Владимировна
