style="font-size:15px;"> О том, каков реально был этот мирный дивиденд, можно спорить. Но бесспорно то, что на оказание помощи России и другим государствам, образовавшимся после развала Союза, он не пошел. Аслунд отмечал, что расходы на оборону в США, которые в 1980-е годы составляли в среднем 6% ВВП, на момент терактов 11 сентября 2001 г. сократились наполовину[74]. При этом финансовую помощь России за тот же период выделили крайне незначительную, и очевидно, что, избрав такой минималистский подход, «Большая семерка» пошла на большой риск. Но самые страшные сценарии в России не реализовались, а потому, безусловно, следует считать, что в данном случае Западу удалась «сделка века».
Сделка века
Приток финансовых средств в Россию шел, конечно, не только по каналам МВФ и Всемирного банка. Реинтеграция России в глобальную экономику постепенно становилась все более и более интересной для западных инвесторов (при этом российские нувориши свои активы из страны, наоборот, вывозили). Инвесторов, естественно, привлекает все, что позволяет увеличить норму прибыли, и потому они, даже не дожидаясь, пока им законодательно разрешат доступ на российские рынки, начали закачивать деньги в российские ГКО и другие ценные бумаги[75].
Но посмотрим сначала на ситуацию с точки зрения российских инвесторов. Фондовый рынок только-только зарождался, ценных бумаг с фиксированным доходом почти не было (за исключением ходивших в 1995 – 1998 гг. ГКО и ОФЗ), рынок коммерческих бумаг оставался весьма рискованным, а реальные процентные ставки по банковским депозитам были отрицательными. Так что ничуть не удивительно, что большинство российских компаний и обычные граждане предпочитали иметь ровно столько рублей, сколько им требовалось на текущие расходы. Более того, налоговое законодательство было запутанным, а чиновники могли так манипулировать его положениями, что если бы налогоплательщик в полной мере выполнял свои обязательства перед государством, уровень налогообложения нужно было бы признать конфискационным. Так что каждый в меру своих возможностей переводил средства в долларовые активы. Семьи победнее покупали наличность и хранили ее дома, «под матрасом»[76]. Люди побогаче имели валютные счета в российских банках. Совсем крупные суммы вкладывали в краткосрочные инструменты уже в заграничных банках. Примерно так же обстояло дело и в компаниях. При этом вплоть до 2002 года иметь законный счет в банке за границей россияне могли только с официального разрешения Центрального банка, и, пока этот порядок не был отменен, большинство таких операций были в России незаконными. Их, возможно, поэтому часто приравнивают к отмыванию денег. И это ошибка: на деле по большей части речь идет о вполне рациональном обращении с деньгами, к тому же абсолютно законном в подавляющем большинстве принимавших эти российские деньги стран[77]. Конечно, широко распространено было уклонение от налогов, и очевидно, что без отмывания денег, нажитых преступным путем,
Aslund, 2001.
Эта форма перемещения деловой активности была обычным поведением инвесторов в период 1985 – 2005 гг., который экономисты называют «Великой умеренностью» и который отличался низким уровнем инфляции, процентных ставок и наценок за риск. Естественно, инвесторы настойчиво пытались найти новые варианты для увеличения отдачи от вложенных капиталов.
Перед введением в обращение новой 100-долларовой банкноты министерство финансов США провело исследование и обнаружило, что по состоянию на февраль 1996 г. средняя российская семья хранила наличными 400 долларов, то есть в общей сложности в стране было более 20 млрд долларов наличными!
Ряд иностранных банков, таких как Bank of New York (BONY) и швейцарский UBS, заработали себе в России и в Восточной Европе крепкую репутацию и считались надежной и эффективной альтернативой практически не существовавшей еще собственной отечественной системе взаиморасчетов. Именно поэтому многие предприятия предпочитали рассчитываться между собой и проводить платежи за границей.
