на актрису на роль сбежавшей принцессы в фильме «Римские каникулы».
Об этом фильме, сыгравшем такую большую роль в моей жизни и карьере, обязательно нужно сказать отдельно, во время съемок я познакомилась со столь многими замечательными людьми, что смешивать его не стоит ни с чем, даже с великолепной «Жижи».
В общем, в Америку я плыла уже с двумя предложениями – от театра Фултона на Бродвее и от Голливуда! Сказка продолжалась, хотя каждый вечер, засыпая, я боялась, что проснусь снова в Арнеме или Вельпе под свист падающих снарядов.
Отправилась я за океан одна. Мама получила большой заказ на дизайн интерьеров и не могла отказаться от него в расчете на мои будущие заработки. Никто не мог знать, что получится из выступления на Бродвее. А «Римские каникулы» должны снимать только через год, конечно, в Риме. Мама обещала закончить работу поскорей, а даже если не успеет, то что-то придумать и приехать на премьеру «Жижи» вместе с Джимми.
За время плавания от нечего делать я выучила текст «Жижи» наизусть, но помогло мало. Помнить каждое слово не значит произносить его с нужной интонацией. Но это не все, в маленькой каюте (не могла же я позволить себе апартаменты!) заниматься ежедневными упражнениями оказалось негде, в ресторане вкусно кормили, к тому же, страшно нервничая из-за всего – опасений с треском провалиться, не понравиться режиссеру, партнерам по сцене, наконец, просто заблудиться в огромном Нью-Йорке, о котором столько наслышана, а еще от одиночества, – я принялась… кушать. И кушала то, чего не употребляла давным-давно, – булочки!
О… теперь-то я знаю, как вкусные булочки умеют откладываться на боках! Все, что съела за время путешествия, словно обволокло мою фигуру и щеки. Глаза бедного Джильберта Миллера просто покинули пределы его век – вместо виденного в Лондоне подростка-худышки перед ним стоял настоящий пончик!
– Что это?!
Я уже понимала, в чем дело, прибавка в весе составляла целых восемь килограммов, это при моих сорока пяти!
– Я похудею, похудею!
– Конечно, – проворчал Миллер.
Почему он не выставил меня за дверь? И снова мне повезло, потому что за мой вес взялся Мортон Готлиб. Критически окинув взглядом упитанную мордашку, он скривился и объявил:
– Без моего ведома ничего не есть и не пить!
Если бы я сама не чувствовала, что мне нужно худеть, это был бы мой последний день работы на Бродвее, но в тот раз я подчинилась. Я всегда подчинялась, если не знала сама, как нужно делать, или когда точно знала, что требования справедливы.
Готлиб показал мне отменный ресторан, где кормили дешево и вкусно, – «Динти Мур». Но главное, как он представил там меня саму:
– Вот этой даме не подавать ничего, кроме мяса-тартар! Даже если она будет на коленях умолять о булочке.
Не удержавшись, я прыснула от смеха:
– Клянусь, мистер Готлиб, я не съем больше ни одной булочки! Это просто из-за нервов.
– Нервничать, милая леди, вам придется все время, сцена не терпит спокойствия, а аппетит нужно
