и в чем она?
– Он не может утешиться, глядя на тех, кому хуже. И потому не будет счастлив. Никогда.
– Ну-у, Николай… Многие миллионы людей не довольствуются тем, что имеют, и хотят большего. Человеческая неудовлетворенность – это и есть истинный двигатель прогресса.
– Не то. – Он покачал перед моим носом пальцем: – Вот послушай, что я тебе скажу… Допустим, найдешь ты золотой самородок с лошадиную голову. Или получишь в наследство миллиард. Станешь ты после этого заниматься своим дерьмовым бизнесом? Нет ведь, согласен?
– Предположим.
– Я разбогатею, – он хлопнул себя по костистой груди, – фотоаппарат, конечно, не выброшу, но снимать буду с разбором и только в свое удовольствие. А вот Гарька журналистику не бросит никогда. Хоть насыпь ему полные карманы бриллиантов, понимаешь?
– Стараюсь.
– У него талант от Бога. Но Гарька – дурак!
– Вот так вывод!
– А я говорю – дурак! – Пименов с силой стукнул кулаком по тумбочке. – Потому как если у человека есть призвание, он только ему и должен служить. Никакой семьи! Ни-ка-кой!
– Думаю, ты неправ. Лариса как раз и обеспечивает ему надежный тыл.
– Лариса? Тыл? – Пименов рассмеялся. – Вот мы с тобой выпиваем да балагурим в свое удовольствие, а с Гарьки в эту самую секунду стружку снимают. О-о, эта аристократочка умеет! Пила без моторчика. Тихо, по-культурному – только это еще хуже…
– Так что же? Святая обязанность жены – уводить мужа от края алкогольной пропасти. Особенно если он талантлив.
Пименов снова уронил голову на грудь, дернулся ею раз, другой, наконец с третьей попытки вернул ее в исходное положение. Прошло не менее минуты, прежде чем – после мучительных усилий – он снова ухватил нить разговора.
– Муж и жена – одна сатана. Ладно… Но когда человек создает семью, у него появляются дети. Он, дурак, радуется, верит – цветы жизни, преемственность поколений, а на самом деле – бац! – Пименов потянулся к стопке.
Я как бы невзначай отодвинул ее.
– Но ведь Яна – прекрасная дочь.
Его лицо сделалось похожим на печеное яблоко.
– Она славная девчонка, нет слов. Не плакса. Нет. Не ноет: ах, я несчастненькая, ах, убогая… Молодец! Только не все зависит от людей… – Мысли Пименова путались, но я чувствовал, что сейчас услышу все-таки нечто важное. – Гарьку, конечно, это здорово подкосило. На всю жизнь. Вот тогда он и запил по-черному.
– Что подкосило, Никола?
Он приложил палец к губам:
– Только смотри: ни-ни! Никогда не заговаривай с ним об этом и, упаси Бог, не ссылайся на меня. Не то – дружбе конец!
Он снова надолго замолчал.
Чтобы поощрить его к откровениям, я долил стопку и молча придвинул к нему.
– Давняя история… – Пименов взял чарку, расплескав половину на постель. – Янке было лет пять…
