Лике и смотрю всё время только на неё, поэтому она тихонько хихикает и краснеет:
«Звени, бубенчик мой, звени.
Гитара, пой шута напевы,
Я расскажу вам быль одну-у-у,
Как шут влюбился в королеву.
В одном из замков короля
С его прекрасной короле-е-евой
Жил шут
Красивый, молодо-о-о-й,
Король любил его напевы.
Раз королева говорит:
«Исполни шут мне серена-а-аду.
А коль затронешь сердце мне-е-е,
Получишь поцелуй в награду.
И шут запел и заиграл,
И полились его напе-евы.
И той же ночью шут узна-а-ал,
Как сладки губы королевы».
Лика дождалась конца песни – а в конце шут умирает с отрубленной головой – дёргано протянула мне конверт и взяла клятву, что не стану его тут же вскрывать. «Дома. Когда будешь один!» – строго пригрозила пальцем. Соня сказала, что Лика будет до вечера у неё.
Естественно, с маминого разрешения. Завтра ведь никаких уроков – международный женский день.
Лика
Не успели с Соней переступить порог её квартиры, звонок. К моему удивлению, Сонина мама к телефону зовет меня. Может, у родителей планы поменялись, и нужно срочно возвращаться?
На моё «алло» слышу незнакомую ранее интонацию в голосе Тима. Слишком серьёзный. А серьезным он почти не бывает никогда. «Привет» и молчит. Покрываюсь мурашками, как дачный хрустящий огурец. Хоть бы не начать заикаться. Неужели уже письмо прочел? Только бы не жалость. Пожалуйста.
Мучительное «что дальше?» не дает открыть рот. Крошечную бумажку с тремя самыми сложными для меня словами я положила в маленький конверт, который отправился в другой конверт побольше, и так ещё несколько раз.
В конце затянувшегося терзающего молчания Тим произносит:
– Думала так легко отделаешься? – наконец-то он легко посмеивается.
– Ты… ты уже…прочитал?
Боже, как страшно. Ноги немеют и воздуха не хватает. Момент истины. Либо всё бесповоротно испортила, и притворяться друзьями не выйдет, либо буду на седьмом небе от счастья.
– Лика… Так не пойдет, – тянет каждое слово, как будто папа отчитывает за проступок. Мне совсем душно. Чувствую себя виноватой, а Тим продолжает медленно истязать. – Ты должна произнести это вслух. – Что? Да он издевается! – Давай, набери побольше воздуха в легкие и вперёд.
– Нет. Пожалуйста… Я не могу, – умоляю его, но стало гораздо легче от его слов. Сидящий у меня на плечах внутренний трус свалился. Тим меня не осуждает.
– И что же там написано, а? Го-во-ри. Сейчас. Ли-я?
– Я же у Сони дома. И никогда-никогда в жизни не произносила этого вслух. Всё и так… это слишком для меня. Сжалься, – мысли не поспевают за пулеметной очередью слов.
– Если не скажешь вслух, положу трубку, – припер к стене,
