на полу валялись листы, вырванные из католических требников, и осколки разбитых статуй.
– Какой ужас, должно быть, пережили монахини, – сказала Барбара. – Жили здесь в уединении, и вдруг к ним врывается толпа, крушит все и сжигает.
– Церковь поддерживает националистов, – пожала плечами Моник. – Они столетиями жили за счет простых людей. Когда-то все то же происходило во Франции.
Моник прошла вперед по узкому гулкому коридору и открыла дверь. За ней оказалась больничная палата примерно с двадцатью койками. Стены были голые, светлые пятна в форме крестов указывали, где раньше висели распятия. На кроватях сидели около тридцати десятилетних детей, грязных и перепуганных. Высокая женщина в сестринском халате торопливо направилась к двум посетительницам:
– Ах, Моник, вы пришли. Есть какие-нибудь новости, как отправить детей по домам?
– Пока нет, Анна. Мы их опросим, потом пойдем в министерство. Врач был?
– Да. – Медсестра вздохнула. – Они все здоровы, только им страшно. Дети все из религиозных семей, они очень испугались, когда увидели, что монастырь сожгли.
Барбара посмотрела на печальные маленькие лица и заметила на большинстве следы размазанных слез.
– Если кто-нибудь болен, я медсестра…
– Это лишнее, – сказала Моник. – Анна справится. Лучшее, что мы можем для них сделать, – это отправить по домам.
Следующие несколько часов они опрашивали детей, некоторые боялись открыть рот, и Анне пришлось уговаривать их рассказать о себе. Наконец с этим было покончено. Барбара закашлялась от гари.
– Нельзя перевести их в какое-нибудь другое место? – спросила она у Моник. – Тут гарь, она для них вредна.
– В городе тысячи беженцев, с каждым днем их становится все больше, – покачала головой переводчица. – Нам еще повезло, что какой-то чиновник нашел время и подобрал место для этих детей.
Выйти на улицу было большим облегчением, несмотря на испепеляющую жару. Моник махнула рукой милиционеру.
– ¡Salud! – откликнулся он.
Моник предложила Барбаре сигарету и внимательно на нее посмотрела.
– Так везде, – сказала она.
– Ничего, справлюсь. До работы в Женеве я была медсестрой. – Барбара выпустила изо рта дым. – Но эти дети… будут ли они когда-нибудь такими, как прежде, если вернутся домой?
– Никто в Испании больше не будет прежним, – ответила Моник с внезапно прорвавшимся наружу злым отчаянием.
К ноябрю 1936-го Франко достиг окраин Мадрида, но его силы были задержаны у Каса-де-Кампо, старого королевского парка к западу от города. Теперь небо над городом защищали русские самолеты, и бомб падало меньше. Вокруг разрушенных домов установили ограждения, появилось больше портретов Ленина и Сталина. Над улицами протянулись полотнища с лозунгом «¡NO PASARÁN!». Решимость дать отпор была сильнее, чем летом, и Барбара восхищалась ею, хотя
