просвещенными законоучителями, брюхатыми фарисеями»[190].
Святитель настаивает на необходимости прежде всего сердечной веры[191]. Обретший ее и живущий по правде Божией человек не страшится ни земной власти, ни вечности. Он и в халупе помнит, «что сам есть храм Бога, живущаго в нем, и что Бог вместе с ним в той бедной халупке живет»[192], что явленная в этом мире «капля славы Фаворской» однажды прольется целым морем и что вкус царствия Божия, как бы «эссенция грядущаго века», ощутим уже здесь «в правде и мире, и радости о Дусе Святе»[193].
Следует отметить еще, что в античных реминисценциях место Феофановых Помпеев и Сципионов у святителя Георгия занимают Сократ и Платон, как учители именно сердечного очищения[194], и это достаточно важный момент для будущего развития русской мысли. Но о Церкви в своих проповедях святитель не говорит ничего, хотя сама святая жизнь свидетельствует, что интуиция Церкви несомненно присутствовала у него во всей необходимой полноте.
Итак, святитель Георгий основывается на заложенных Феофаном принципах школы: слово Писания является основополагающим источником его богословия. Представлением о необходимости «внутреннего слова» он стремится заполнить разрыв при переходе от божественного богословия к человеческому, почерпнув самый термин (в данном его значении), скорей всего, у пиетистов[195]. В то же время он ограничивает роль научного богословия как единственного источника богопознания. Осваивая открытое Феофаном поле богословия, святитель Георгий сосредоточен прежде всего на прямом соотнесении библейского Слова с различными сторонами церковной жизни, с одной стороны, и осознании необходимости личного, «внутреннего» христианства – с другой. Не всегда просто определить, насколько далеко его библейские параллели выходят за рамки риторики, но два момента у него очевидны: историзм мышления и стремление подвести под него библейское основание. Собственно экклесиология остается у него неразвитой.
Святитель Тихон Задонский. Осознание необходимости личного христианства как христианства истинного еще более, чем у святителя Георгия, заметно у другого выдающегося церковного писателя XVIII столетия, святителя Тихона Задонского, и, хотя он мало повлиял на святителя Филарета[196], его учение нельзя здесь обойти стороной.
Предварительно стоит заметить, что святитель Тихон был вполне человеком «нового времени»[197], пожалуй, даже более чем святитель Георгий, что явствует уже из его происхождения: сын нищего дьячка из-под Валдая[198]. За ним не стоит устойчивая академическая традиция (как за святителем Георгием – Киевская). Он вполне сформирован временем, и если однажды с этим временем не ужился, то в силу особенностей именно своего пути [199].
Слово Писания, безусловно, является начальным пунктом его богословия
Там же. С. 125.
«…Ибо святое крещение есть токмо дверь, вводящая в Веру; а имя Христианское и хождение в церковь составляют внешние виды Веры. Прямая же и истинная вера есть дело самаго сердца, чтобы все глаголы слова Божия так держати сердцем, как слышим оныя ушами» (Там же. С. 68).
Там же. С. 199.
Там же. С. 381.
«Сократ философ, изъясняя некоему ученику Существо Божие, когда видел крайнее его непонятие, а при том примел любострастное и скверное житие, «поди», сказал, «исправи и очисти сердце твое, тогда уразумеешь естество Божие»
См. выше.
Последний высоко чтил его личный подвиг, более осторожно высказываясь о его писаниях. «Советую более и более читать и познавать С. Писание, а по нем с. отцов, а из наших особенно могу одобрить для Вас Тихона Воронежского: в этой хотя не глубокой реке есть золотой песок» (Письма. 1882. С. 225).
«Тихон Задонский по своему душевному складу был человеком уже этой новой после-Петровской эпохи» (Пути. С. 123).
Новое время дало и новую иерархию. Восхождение по иерархическим ступеням определялось теперь не происхождением, но – образованием, а стало быть, прежде всего филологическими способностями. Плюсы и минусы этого положения обсуждать здесь нет необходимости.
Ввиду известности не нуждается, очевидно, в изложении житие святителя.
