Русский Колокол. Журнал волевой идеи (сборник). Иван Ильин

Имеются в виду московские идеологи «теории Третьего Рима», последователи русского писателя XVI в. старца Филофея, монаха Псковского Елизарова монастыря, сторонника иосифлян.

Поскольку нигде в работах самого Ильина термин «Москва – Третий Рим» не встречается, здесь уместно дать комментарий, частично объясняющий этот феномен.

Георгий Флоровский в своих «Путях русского богословия» отмечает два аспекта этого исторического явления: «Это была именно эсхатологическая теория, и у самого старца Филофея она строго выдержана в эсхатологических тонах. “Яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти”… Схема взята привычная из византийской апокалиптики: смена царств или, вернее, образ странствующего Царства, – Царство или Град в странствии и скитании, пока не придет час бежать в пустыню… В этой схеме два аспекта: минор и мажор, апокалиптика и хилиазм. В русском восприятии первичным и основным был именно апокалиптический минор. Образ Третьего Рима обозначается на фоне надвигающегося конца – “посеем чаем царства, емуже несть конца”. И Филофей напоминает апостольское предостережение: “придет же день Господень, яко тать в нощи”… Чувствуется сокращение исторического времени, упроченность исторической перспективы. Если Москва есть Третий Рим, то и последний, – то есть: наступила последняя эпоха, последнее земное “царство”, конец приближается. “Твое христианское царство инеем не останется”. С тем большим смирением и с “великим опасением” подобает блюсти и хранить чистоту веры и творить заповеди. В послании великому князю Филофей именно предостерегает и даже грозит, но не славословит. Только уже вторично апокалиптическая схема была использована и перетолкована официальными книжниками в панегирическом смысле. И тогда превращается в своеобразную теорию официозного хилиазма. Если забыть о Втором Пришествии, тогда уже совсем иное означает утверждение, что все православные царства сошлись и совместились в Москве, так что Московский Царь есть последний и единственный, а потому всемирный Царь. Во всяком случае, даже и в первоначальной схеме Третий Рим заменяет, а не продолжает Второй. Задача не в том, чтобы продолжить и сохранить непрерывность византийских традиций, но в том, чтобы заменить или как то повторить Византию, – построить новый Рим взамен прежнего, павшего и падшего, на убылом месте. “Москов ские цари хотели быть наследниками византийских императоров, не выступая из Москвы и не вступая в Константинополь” (Каптерев)… В объяснение падения Второго Рима говорится обычно о насилии агарян, – и “агарянский плен” воспринимается, как постоянная опасность для чистоты греческой веры, откуда и эта острая настороженность и недоверчивость в обращении с греками, живущими “во области безбожных турок поганского царя”… Так происходит сужение православного кругозора. И уже недалеко и до полного перерыва самой традиции, до забвения и о греческой старине, то есть об отеческом прошлом. Возникает опасность заслонить и подменить вселенское церковно-историческое предание преданием местным и национальным, – замкнуться в случайных пределах своей поместной национальной памяти. Влад. Соловьев удачно называл это “протестантизмом местного предания”. Конечно, не все так рассуждали, и подобные выводы были сделаны не сразу, – скорее уже только позже, к середине XVI века. Но очень показательно, что при этом ведь доходило до полного выключения и отрицания греческого посредства и в прошлом, – ведь именно в этом весь смысл сказания о проповеди апостола Андрея на Руси, как оно повторялось и применялось в XVI веке… Во всяком случае – постепенно и довольно быстро не только падает авторитет Византии, но и угасает самый интерес к Византии. Решающим было скорее всего именно националистическое самоутверждение» (Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1937. С. 11–12).

С этим согласуется и исход борьбы-противостояния между заволжцами (преп. Нил Сорский) и осифлянами (Геннадий Новгородский, Иосиф Волоцкий) в пользу последних. Сейчас «теория Третьего Рима» переживает в России новый всплеск. Этот этатический уклон в русском менталитете еще более накренился. В эту теорию привносится «представление» о Катехоне (Удерживающем), причем роль этого «удерживающего» выпадает на государство, на империю независимо, языческая она или христианская (Римская империя, Российская империя, сталинский СССР, грядущая Русская империя, вся «Русская православная цивилизация»). Ильину всегда было присуще чувство ранга, он это понимал так: «Религия, вера, церковь, потом нация, народ, граждане, и только потом государ ство, империя, право». Перевернутая пирамида – характерное явление нынешнего патриотического и государственного предпочтения. Этот выбор не только неверен, но естественным образом теряет религиозную глубину, мысленную строгость (по Ильину, «теоретическую совесть»), нравственную чистоту (оправдываются все исторические безобразия своего народа и своей истории). В словесном выражении и оформлении «теории Третьего Рима» это напоминает «народные поделки» или «армейские сувениры». Вот почему ничего подобного нет у Ильина.