вскочил, больше не обращая внимания на гонца, крикнул:
– Поднимаем людей! Уходим!
Где-то через пару часов вся ватага, кто пьяный, кто голодный и злой, а кто из-под теплого бабского бока, собралась в подобие колонны. Пешие и конные, вместе с обозом, наши бойцы потянулись по главной улице села.
Тут начала собираться и вскипать людская толпа. До селян дошло, что их бросают. А на подходе Красная армия.
– На кого ж нас, сирых, оставляете?! – послышались возбужденные крики.
– Мужики пущай с нами идут! – кричал в ответ своим громовым голосом Батько. – А бабы – бегите!
– Ты ж защищать обещал! – заголосила пышнотелая босая баба. Видимо, сорвалась она с работы по двору, потому что сжимала вилы, притом выглядело это угрожающе.
Тут встрял Коновод, крикнув звонко и азартно, как в свои лучшие моменты вдохновения, когда он приковывал к себе внимание толпы своей энергией и убежденностью:
– Так защищать всю Украину надо! А ты хочешь, чтобы тебя одну защищали? Ну так приходи на зорьке – защищу!
По толпе прокатился смешок. Напряжение разрядилось, но ненадолго. Опять понеслись возмущенные крики. Толпа стала напирать и все норовила перекрыть дорогу ватаге, уходящей на степной простор. Ну все у нас прямо по пословице: наступали с боем, отступали с воем.
– Не выпустим! Будете нас защищать, коль обещали!
– А то как колхоз грабить – так сами! А как ответ держать – так мы!
– Не выпустим!
– А ну назад, супостаты! – заорал визгливо и вместе с тем страшно Коновод.
– Да ты на голос не бери!
– Назад! – Коновод обернулся и сделал знак своей личной охране.
Почти одновременно жахнули три винтовки. Стреляли в воздух, но ни у кого не было сомнений, что следующий залп будет по крестьянам.
Толпа тут же сильно поредела. Но не рассосалась полностью. Вслед неслось:
– Ироды! Иуды!
Под такое звуковое сопровождение мы ушли. Нам плевали вслед те, кто еще недавно боготворил…
Глава 7
На своем резвом, красивом смолянисто-черном скакуне Коновод сидел лихо. В отличие, кстати, от меня, не шибко дружившего с нашими четвероногими помощниками. Мою увесистую тушу лошади таскали всегда с физическим напряжением и с видимым презрением. А мне перед животинами было неудобно, что я такой большой и тяжелый и они вполне могли бы найти седока покомпактнее.
Ну никогда не умел я ладить с ними, даже во время пребывания в Красной армии, хотя там без конной тяги никуда. Невольно рассматривал какого-нибудь коня как равноправную личность с правом голоса, то есть ржания. И те, гады такие, чувствовали это и громоздились тут же на мою шею, свесив копыта. Одно слово – животные. В общении с ними нужно быть хозяином, а не приятелем, а с этим у меня всегда плохо. Нет во мне рабовладельческой жилки.
Коновод с некоторым пренебрежением посматривал на мои мучения. Умелый всадник почему-то всегда считает неумелого
