ковырнула ей по правому бедру и глухо стукнула о стену. Прыжок, выпад, смерть.
– Сделано!
– Теперь кабак, – прохрипел мариец.
Вира уже разделался с остальными и, подняв большой деревянный щит, тихонько передвигался по двору, закрывая Яну от прицела прячущегося в кустах стрелка.
– Старик, ты нечто! – улыбаясь шепнула она.
Через несколько секунд Вира услышал предсмертный вскрик засевшего в доме разбойника.
– Готово, – отрапортовала Яна, осторожно выглядывая из окна небольшой бандитской таверны.
– Догоняй, – спокойно ответил мариец, опуская щит. – Он побежал.
Через пять минут они уже сидели рядом. Яна, наконец снявшая свою маску, пыталась восстановить дыхание, сбившееся после долгой погони. Вира, тоже тяжело дыша, молча рассматривал свои драгоценные ножи.
– Не ожидала… что ты все еще так хорош! – не скрывая своего восхищения мастером, молвила девушка. – Словно Бог Смерти! – она улыбнулась.
– Какое… – чуть сморщился учитель, отвыкший от комплиментов. – Чуть не кончился… Со своих же ударов.
Старик повернулся к своей ученице, только теперь заметив небольшую кровоточащую рану на ее бедре.
– Что с ногой? – с беспокойством спросил он.
– Стрелок задел.
– Покажи! – неожиданно старик засуетился, мигом присел на корточки и обнюхал порез. – Яда нет, – с облегчением выдохнул он, возвращаясь на свое место. – Трофеи собери… Раненых добей.
Яна ушла обирать трупы, а мариец устало запрокинул голову к небу и довольно улыбнулся.
4. Заговор
Яль крепко спал. Он вообще отличался на удивление крепким сном, хотя очень многое его беспокоило: доверие отца, интриги, женское внимание, собственное здоровье и даже урожай в дальних полях Южного Корса. Яль был слаб характером, по-женски красив лицом, смышлен и очень самолюбив.
В ту ночь он видел обычный, мало отличающийся от его повседневной жизни сон: те же женщины, те же простодушные козни, те же переживания о судьбах корсанской власти. И так же, как в жизни, больше всего его нервировал старший брат: тут и там он возникал, чтобы украсть у Яля чужое внимание или просто над ним потешиться.
Минг был сильнее, решительнее и обладал той самой величавой харизмой, какую часто приписывают великим князьям. Отец поверял ему важные дела, и в целом знать относилась к Мингу не иначе как ко второму человеку во всем Южном Корсе.
Яль не считал себя хуже брата, а потому видел в том лютую несправедливость. Не будет преувеличением сказать, что Яль ненавидел своего брата, который неведомым ему способом смог очаровать отца и получить его благосклонность.
Тремя днями ранее, провожая княжеское войско на битву с марийцами, Яль очень надеялся, что с братом приключится какая-нибудь неприятность. И за эту надежду ему нисколько не было совестно.
Наоборот,
