том, как драться лучше, просыпалась с ней и с ней же проводила почти весь свой день.
Неизвестно, как бы все повернулось, если бы князь был в этом деле столь же аккуратен и ненавязчив, как ранее, когда чуть ли не в младенческом возрасте начал приобщать Яну к мечу. Однако сопротивление корсанских князей набирало силу, требовалось заниматься ополчением, переговорами, будущим сражением; все это слишком отвлекало князя, чтобы он был столь же хитер и деликатен.
Вместо этого решив, что дочь уже вполне взросла, Гит выложил ей все напрямую, упирая на рациональные и, как ему казалось, неопровержимые доводы. И получил очевидный, но совершенно неожиданный для него ответ: дочь не хотела быть великим правителем, не хотела власти, богатств и, что самое удивительное для отца, не хотела славы. В горячке он довел дело до ссоры.
Хотя у князя и были идеи, как повлиять на строптивую дочь, всем этим идеям не хватало действия: мешала военная кампания. Отложив сей вопрос до окончания войны, Гит предоставил дочь саму себе.
Потеря учителя, цели, нарушение привычного хода жизни, непонимание отца, одиночество – все это сложилось в крепкую и глубокую хандру. Каждое утро, сверля взглядом белый потолок, Яна жалела, что проснулась и что надо прожить еще один тусклый день.
Из всей этой беспросветной тоски Яне виделся лишь один выход – уехать. Неважно куда и зачем. Но эти стены, этот потолок, эти переживания – все хотелось оставить позади. Девушка давно собрала походные сумки и лишь искала удобного момента, чтобы попрощаться со все еще дорогим ей отцом.
Более прочего тому мешало приближавшееся сражение с марийцами: Яна резонно полагала, что ее помощь в бою будет отцу не лишней. Да и сама мысль о сражении с марийцами – не знающими себе равных воинами – очень ее привлекала. Потому она временила с отъездом.
Каково же было разочарование девушки, когда отец наотрез отказался взять ее на битву. Князь уже знал, как сильно влияют на него переживания за дочь, а потому очень хотел от них избавиться. Решив, что уедет по возвращении отца, Яна вновь замкнулась в себе.
В то утро, привычно глазея на потолок, она развлекала себя безобидными фантазиями. Ей очень хотелось участвовать в наверняка уже состоявшемся сражении, и все, что ей теперь оставалось, – оказаться в нем мысленно.
Яна воображала, как князь, старший брат, а с ними еще несколько верных воинов прибудут в Син-Ти, скрываясь от преследования грозного врага: загнав лошадей, потрепанные и обессиленные. Выдумывала, как она встретит отчаявшегося отца, как предложит ему выход – конечно же, рединок. В ее грезах отец возражал, что марийцы не согласятся, а она находила доводы и аргументы в пользу того, чтобы они все же приняли вызов. Закончились фантазии спокойной и убедительной победой девушки с медными волосами.
Тяжело выдохнув, Яна уже начала подниматься, как вдруг заслышала приближающийся топот ног и протяжные завывания знакомого голоса:
– Хо-зя-инь-ка!
Она еще
