на лацкане парадного кителя.
– Волки бериевские…
Машины Хрущева пронеслись по Арбату, выскочили к дому Пашкова и с нарушением правил дорожного движения, оставляя по правую руку Большой Каменный мост, въехали в Спасские ворота Московского Кремля. Регулировщики в белоснежных парадных рубашках взяли под козырек.
– Вот мы и в Кремле! – обнимая жену, проговорил Никита Сергеевич.
Десятилетиями в Кремле не делался ремонт, но Георгиевский зал выглядел торжественно и величаво. Парадность зала поражала – высоченные вызолоченные стены терялись в стремительной легкости сводчатого потолка. Гармоничность пространства подчеркивали невесомо парящие над головой, искрящие хрусталем золотые купола люстр. Небывалая свежесть воздуха при таком плотном скоплении людей была приятной неожиданностью. Умели же цари строить! На праздничный прием многие пришли с женами. Члены Президиума держались особняком, собравшись за специально сервированным, чуть в отдалении, столом. Центральное место занял сверхсерьезный Маленков с худосочной чопорной супругой; сразу за ним сидел высокомерный Берия; с другого края от Маленкова красовался безукоризненный, точно с картинки, министр Вооруженных Сил Булганин, по случаю праздника одетый в парадную маршальскую форму; напротив председателя правительства устроился Вячеслав Михайлович Молотов – олицетворение прозорливости и мужества; наклонившись к миловидной пухленькой дочке, почти заслонив невысокого Анастаса Ивановича Микояна, который, как всегда, был прост и улыбчив, сидел Каганович, седовласый Климент Ефремович Ворошилов устроился с самого края. Неприветливый, колючий Каганович сел на самом краю. Именно к этому столу, на который были устремлены сотни любопытствующих взоров, и проводили Никиту Сергеевича с супругой. Хрущевым досталось место по соседству с Лаврентием Павловичем.
– Рад тебя видеть, Никита Сергеич! Нам с тобой надо чаще бывать на людях, – заметил Берия. – Шампанского? – обратился он к Нине Петровне.
– Спасибо, я не пью!
– Вы не пейте, пригубите, и все. На приемах главное – вовремя чокаться, – разъяснил Лаврентий Павлович и протянул Нине Петровне фужер.
Где-то в стороне ненавязчиво звучала музыка.
– Слышал, что Васька вытворил?
– Слышал, – отозвался Хрущев.
– Гаденыш! Не знаю, что с ним, засранцем, делать. Весь в папу, дерзкий, вздорный, только один минус – не папа! – сощурился министр. – Да и папа под конец жизни, мягко говоря, поднадоел.
Рядом с центральным расположились еще два привилегированных стола – справа и слева. Один заняли поражавшие необъятными золотыми звездами и широченными красными лампасами отважные адмиралы и бравые маршалы, усыпанные искрящимися боевыми наградами. Другой занимало осанистое руководство Министерства внутренних дел и госбезопасности, на этот раз, по примеру начальника, одевшее штатское, но выглядевшее гораздо солиднее, чем маршалы и адмиралы.
– Козырные! – скосившись на энкавэдэшников, определил академик Лысенко.
– Слово
