умолкла, словно у неё перехватило дыхание. Потом подняла свой стакан и попросила:
– В общем, скажи, пожалуйста, другой тост.
– Хорошо, – тихо согласился ты, тронутый этой короткой, но достаточно пылкой речью. – Выпьем за тебя, Мариам. Мне бы очень хотелось, чтобы ты была счастлива. Пусть все твои мечты воплотятся в реальность.
– Наши мечты.
– Ладно, пусть так. Наши мечты. Пусть воплотятся. Чтобы ты была счастлива.
Вы выпили. Ты – всё сразу, залпом. Она – лишь половину своего стакана, неторопливыми маленькими глотками. Вино было сухим, умеренно кисловатым, явно из хорошего винограда.
– И ещё у меня к тебе одна просьба, – сказала она.
– Какая?
– Я хочу, чтобы ты называл меня Муи.
– Пожалуйста, если тебе так больше нравится. Муи… Это что – уменьшительное от Мариам?
– Да. Это – когда хочешь сказать ласково. Меня все, кого я любила, так звали. Мама, папа и бабушка…
– И муж, да?
– Нет, – она посмотрела тебе в глаза. – Он меня так не звал.
– Мариам… Муи, раз уж об этом зашла речь… – ты решился наконец задать вопрос, который давно не давал тебе покоя. – Скажи честно: ты любила Абдурашида?
– Нет, – твёрдо ответила она. – Не любила. А почему ты спрашиваешь?
– Да просто интересно… Не понимаю, зачем тогда вышла за него?
На этот раз молчание было долгим. Потом она ответила, медленно подбирая слова – и это, похоже, давалось ей нелегко:
– У моего замужества не такая простая история. Пусть Аллах никогда не даст мне детей, если совру: не любила я Абдурашида. Ни одного дня, ни одной минуты… А об остальном… я понимаю, что, наверное, должна тебе рассказать… Но, пожалуйста, не требуй этого от меня сейчас. Не сразу, потом когда-нибудь, хорошо?
– Да что ты, Мариам… Муи. Я и не собирался требовать, чтобы ты рассказывала, если тебе неприятно. Я просто так спросил.
– Ладно, ешь, – мягко сказала она. – А то опять лапшу придётся разогревать.
Она придвинула к себе тарелку. Зачерпнула ложкой и, вытянув губы, подула в неё. Потом подняла взгляд – вероятно, вид у тебя был настолько обескураженный, что она прыснула в ладошку:
– Ешь-ешь, чего застыл как столбик. Ты сейчас много сил потратил, надо их восполнять.
За лапшой последовала неизменная в местном рационе черемша – на этот раз Мариам запекла её с яйцами. Потом – чай с кизиловым вареньем. Ничего покупного, всё своё, доморощенное или собранное в горах, или выменянное у соседей… Вообще сейчас в ауле жили скудно. Можно сказать, едва сводили концы с концами. Да и откуда взяться особым достаткам, если в последние годы ни промышленного производства, ни сельского хозяйства, ни соцобеспечения – практически никаких институтов, присущих осмысленному человеческому обществу – в Ичкерии не существовало. Пенсию старикам не платили. Работы для молодёжи не имелось абсолютно никакой. Разруха и нищета. Процветали
