закрыть глаза, как в него тотчас летел чей-нибудь сапог или припрятанный с вечера булыжник. Попробуй доищись в темноте, кто это сделал! Трудно сказать, сколько времени могла продолжаться травля. Но всё закончилось неожиданно быстро.
В ту ночь ты проснулся от топота, криков, ругани. Некоторое время не мог сообразить, что произошло. На тревогу было не похоже: оружия ни у кого не наблюдалось, только дежурный старлей отчего-то испуганно матерился, да «деды» шушукались по углам.
Двое «молодых» торопливо растирали тряпками по полу тёмную лужицу крови.
Вскоре тебе рассказали, что произошло. Кто-то из старослужащих перестарался – заделал борзому ефрейтору табуреткой по голове, когда тот мирно спал.
Серова с сотрясением мозга и поломанным носом увезли в госпиталь.
Виновного искали не очень усердно. Всё потихоньку спустили на тормозах, не поднимая лишнего шума. Ни ротному, ни комбату не хотелось нареканий из-за этого ЧП.
Не существует для людей общих законов; есть лишь их иллюзия. Это ты очень хорошо понял в армии. Прочувствовал на собственной шкуре.
Казалось, ты попал на другую планету. Здесь всё было не так, как в прежней твоей жизни – далёкой, очень скоро превратившейся в нечто сказочное и яркое, до боли неправдоподобное.
Смириться. Другого выхода не существовало. Или разом покончить со всем этим, проломив череп кому-нибудь из старослужащих. Мухину, например. Или Ковальчуку, на него у тебя особенно чесались руки. Пока человеку есть что терять, он чаще проявляет малодушие, чем тогда, когда ему уже не на что надеяться. Даже заяц, загнанный в угол, способен наброситься на волка. Впрочем, есть на сей счёт и более фантастические загогулины – например, индийская сказка про сердце мышонка: волшебник, пожалев трусливого мышонка, сначала превратил его в кота, затем – в пса, а после этого – в тигра; однако кот (пёс, тигр) продолжал бояться всего на свете, потому что у него в груди продолжало биться сердце робкого мышонка…
Увы, ты сейчас подобен этому мышонку. Ведь если взбунтуешься и покалечишь кого-нибудь из «дедов», тогда – к гадалке не ходи – тебе светит дисбат. Или «зона». Тоже ничего хорошего. Значит, надо терпеть, оставив всё как есть. Стиснуть зубы и терпеть. Мир неправилен, несовершенен, этого не изменить, но можно понять и привыкнуть. Приладиться по мере возможности.
Так думал ты, трясясь в караульном ЗИЛе и – с переменным успехом – пытаясь отогнать сон… Ещё полтора года. Даже немного меньше. А потом – все радости жизни будут к твоим услугам. Это кое-чего стоит, как ни крути, ведь жизнь закончится не завтра.
А ЗИЛ знай себе ехал и убаюкивал, мерно урча движком; как назло, ехал и убаюкивал, зараза такая, тебе нельзя было спать, ты прекрасно понимал это, но хотел слиться с тёплой ночной темнотой и не имел сил бороться с неотступным желанием, и уже не пытался бороться с ним, поскольку ничего не мог с собой поделать… Ты наверняка уснул бы – однако внезапно кто-то стал тормошить тебя за плечо и тихо прошептал на ухо:
– Серёжа.
Голос
