в отношении вашей супруги, князь.
Он почти стал нормальным, в том понимании нормы, которая была типична для тысячелетних вампиров, но хватило его менее чем на секунду, и Навьен глухо спросил:
– Где княгиня?
Вопрос, в котором ничем не завуалированная звучит мольба на грани унижения.
И я как-то скорее интуитивно поняла, что сейчас Навьен именно просит, и именно униженно. Я лишь не могла понять смысла его поведения. Он же выдавал себя с головой! Он же рисковал сейчас этой самой головой. Он…
– Ты солгал мне, – очень тихо произнес князь.
Тихо, но от озноба, пробежавшегося по спине, содрогнулась даже Грэя.
И это не было вопросом – Даркан просто знал. Он все уже знал!
И Навьен был слишком умен, чтобы не понять этого.
Но вместо того, чтобы сейчас просто заткнуться, или выкрутиться, этот тысячелетний идиот, хрипло сказал:
– Да.
И у меня остановилось сердце.
– Ты возжелал недопустимого, Навьен, – продолжил князь, произнося каждое из слов с железобетонной уверенностью.
Я вспомнила слова тысячника «Не надо с ним играть» и поняла, что Навьен был прав – с Дарканом играть определенно не стоило. Это как дразнить тигра, причем не в зоопарке, а прямо в саванне, не имея с собой даже револьвера или ножа. Хотя хрен с тигром поможет и первое и второе. Но хоть попытаться же стоило! Пусть безнадежно, пусть без шансов, пусть даже зная заранее, что все обречено на провал, но покорно ждать расправы тоже не выход.
Я рванулась к двери, даже не осознавая этого, и всхлипнула, когда Грэя удержала, сильно, жестко, накрыв мои губы ладонью, чтобы ни одно судорожное рыдание не прорвалось. Я дернулась, даже зная, что мне нечего противопоставить вампирше в плане силы, и замерла, услышав тихий голос горничной:
– Если князь увидит ваши чувства, лорд Навьен будет сожжен. На ваших глазах. Возьмите себя в руки, княгиня, у вас нет ни шанса спасти его от наказания, но есть шанс уберечь от гибели.
Я дернулась, пытаясь вырваться и Грэя жестко добавила:
– Отрывание головы – еще не смерть. Не усугубляйте, княгиня. Навьен всегда был предан дому Даркан, князь, несомненно, примет это во внимание. Но если он поймет что и вы неравнодушны к тысячнику, от Навьена останется лишь пепел. Возьмите себя в руки.
Когда она уводила меня прочь по темным переходам, мое сердце билось там, в разгромленной столовой. Мое дыхание осталось там, в разгромленной столовой. Все мои мысли тоже оставались там…
Со мной были лишь слезы.
Только слезы.
3
Это было страшно. Страшно лежать на постели, где-то в глубине даже не дома – подземелья, и прислушиваться к каждому звуку, каждому шороху, каждому отголоску… которых не было.
Все что имелось в наличие – тишина. Абсолютная, давящая осознанием своей слабости, безнадеги и сжирающим душу страхом,
