создавало большие проблемы. Пока найдешь нужное слово для замены – разволнуешься, сбиваешься. В общем, лучше никому такое не знать. Лет двадцать моей жизни – речь была моей основной проблемой. Многого в жизни лишил меня тогда тот фашист и только постоянными многолетними тренировками, я сумел все-таки научиться говорить нормально и даже много лет читал лекции в разных ВУЗах, о чем даже не мог мечтать в молодости.
На второй день после той стрельбы, Пауль, пришел к нам на кухню, бабушка показала, каким они меня сделали, на что он сказал – Мол, Людвиг думал, что это он побил фары и поэтому начал стрелять. Что нам было до его оправданий! Он свое все показал в натуре.
Был еще один момент, который я помню. Начало весны 1944 года. Наша семья работала на огороде. Лопаты не было, а копать надо. Бабушка ковыряла землю вилами, дяди мои – заостренными палками. Пришел на огород один из квартирантов – Карл, с лопатой в руках, шикарная такая, саперная, но не маленькая, а нормальная по размеру лопата, с таким красивым точеным набалдашником на ручке. Предлагает купить! За 40 марок! Откуда у нас те марки.А через несколько дней, на рассвете, начался невообразимый грохот. В маленьком окошке на печке, сплошным заревом и отдельным мельканием отражалась канонада. Наши войска, через наши головы вели обстрел немецких позиций на правом берегу Днестра. Огненными полосами били «катюши», громко бухали пушки. Стоял непрерывный гул и грохот. С рассветом – все стихло. Мы вышли во двор – машины Людвига нет, зашли в дом …и квартирантов – тоже нет. А в углу комнаты – стоит та самая лопата, которую хотел нам продать Карл! Ту лопату мы эксплуатировали лет пятнадцать после войны. Качественный был инструмент. Кроме лопаты, немцы бросили за ненадобностью полный вещевой мешок с оккупационными марками. Там их было много. Бабушка вместе с нами, уже попозже, обклеила ими вместо обоев стены в одной комнате. Три дня мы их расклеивали, получилось даже красиво, потом кто-то из соседей донес, пришел уполномоченный с отдела НКВД, посмотрел и увез бабушку в район, на молдавскую часть. Там два дня её продержали, потом отпустили, обязав соскрести со стен фашистские дензнаки, что мы опять вместе и сделали, проклиная…и тех и этих, честно говоря.Но это было уже позже, когда пришли наши.
Как-то незаметно исчезли «хозяева»– румыны, они вместе с немцами переправились на правый берег Днестра. Немцы оседлали тянущиеся по правому берегу высоты и готовились к обороне. На левой стороне им закрепиться было не за что. Опять было «безвластие» на русской части. Помню к нам заехало несколько молодых ребят, верхом на лошадях, попросили найти вина. Дяди у кого-то нашли вишневое вино. Ребята были в казачьей форме, но служили у немцев, отступали с ними от самой Кубани. Дяди мои уговаривали их сдаться, но они боялись, что их не простят и расстреляют наши. Видимо было за что. А потом их отряд собрался, и двинулись они в сторону пляжа на русской части Слободзеи, думали вплавь перейти Днестр и соединиться с немцами, которые уже были на правой стороне. Люди рассказывали,
