А еще через ПТ. Он как-то похвалился, что ставит через ПТ.
– Что такое ПТ?
– Подпольный тотализатор, сэр. Не на ипподроме.
Вулф покосился на меня, и я кивнул. Ну да, откуда Вулфу об этом знать, даже если он и читает газеты?
– Филип, вы наверняка встречались с Пьером не только здесь, в ресторане, но и в других местах. Скажите, вы бывали у него дома?
– Неоднократно, сэр. Он жил в квартире на Западной Пятьдесят четвертой улице.
– С женой?
– Она умерла восемь лет назад, сэр. Он жил с дочерью и со своим отцом. Тот раньше владел маленьким бистро в Париже, но в семьдесят лет все продал и приехал сюда, поселился у Пьера. Сейчас ему почти восемьдесят.
Вулф прикрыл глаза, снова открыл, поглядел на меня, посмотрел на стену, но часов не увидел. Зажал между большими и указательными пальцами обеих рук полы жилета, потянул их вниз… Сам он за собой эту привычку не замечал, а я ему не говорил, хотя давно усвоил, что этот жест – верный знак того, что в желудке у него пусто.
Вулф вновь взглянул на меня:
– Есть вопросы? Насчет ставок?
– Есть один, но не по поводу ставок. – Я уставился на Филипа. – Какой номер дома по Пятьдесят четвертой улице?
Филип кивнул:
– Дом триста восемнадцать. Между Девятой и Десятой авеню.
– Возможно, у нас появятся новые вопросы, – предупредил Вулф, – но на сегодня мы закончили. Благодарю вас, Филип, за подробные ответы. Вы здесь задержитесь?
– Конечно, сэр. Моя смена – до десяти.
– Если что, мистер Гудвин вас навестит. Скажите Феликсу, что можно подавать. Он знает, что нести.
– Скажу, сэр. – Филип встал. – Буду признателен, если потом расскажете, кто виноват. – Он посмотрел на меня, потом на Вулфа. – Мне надо знать. Во всех подробностях.
Так-так. Похоже, наш повар вдруг возомнил себя инспектором Кремером.
– Мне тоже, – отозвался Вулф, обойдясь без отповеди. – Итак, скажите Феликсу, что мы ждем.
Филип удалился, кстати не сказав напоследок «Конечно, сэр»; и я произнес:
– Вопрос простой: вы или я? Он, похоже, думает, что я.
Всякий раз, посещая ресторан «Рустерман», Вулф попадает в малоприятное положение. С одной стороны, Фриц – лучший, безусловно, повар на свете; с другой – уважение к памяти Марко Вукчича попросту не позволяет хулить еду, подаваемую в этом ресторане. Поэтому Вулф передоверил эту обязанность мне. Когда приблизительно треть порции запеченных морских гребешков исчезла с тарелки, он посмотрел на меня и спросил:
– Ну?
– Сойдет, – ответил я. – Может, мускатного ореха многовато, но это дело вкуса. Да и лимонный сок, подозреваю, из бутылки, а не свежевыжатый. Крокеты почти идеальные, но их принесли горкой, а Фриц подает по три зараз – две вам, одну мне. Тут уж ничего не поделаешь.
– Зря я тебя спросил, – проворчал Вулф. – Вечно ты несешь всякий вздор! Твое нёбо не в состоянии различить
