к западу, внизу.
Диего продолжает упрямо шагать на юг, понимая, что ему уже нечего терять. В голове крутятся разные мысли – горечь от потери дома и любимой, страх перед неизвестностью, злоба на самого себя. Наружу лезут воспоминания, которые все семь лет тщательно прятались и втаптывались глубоко в подсознание – воспоминания о погибших родных, о жизни и мире, которые навсегда потеряны. Он понимает, что в новом мире не осталось ни абсолютного добра, ни абсолютного зла – что эти пафосные категории стары и не отражают суровой и простой реальности, в которой приходится выживать.
Когда верхушки небоскрёбов Майами-сити показываются на горизонте, все сомнения развеиваются, и Диего начинает смотреть на вещи более трезво. Он понимает, что в городе, если там кто-то выжил, наверняка нечего есть и полная анархия, что туда не добраться засветло, а голод всё ещё напоминает о себе. Диего поворачивает на запад и осторожно идёт в сторону фермы.
Ферма огорожена шатким деревянным забором, к которому изнутри примостился длинный сарай. Он слышит лай собаки и останавливается.
На северо-востоке, откуда он пришёл, Диего замечает крохотную фигурку, бегущую вниз с гряды конических холмов. Он отмахивается от неё, как от голодной галлюцинации, трёт глаза и собирается продолжить идти в сторону фермы. Спустя мгновение он понимает, что собака, привязанная на верёвке снаружи, лает не на него, а на фигуру на севере.
Следующие пара минут, когда он бежит навстречу Марии, растягиваются в часы.
Они падают на колени, обнимаясь и целуя сухие губы друг друга.
– Зачем… Как ты это сделала?
– Ножи… Когда вы оба исчезли, ножи упали. Пока все шумели, пытаясь понять, кто был прав, я пролезла к помосту и подобрала один. Потому что… зачем иначе…
Он обхватывает её ещё крепче и начинает баюкать, как ребёнка.
– Никогда. Никогда так больше не делай.
Фото негритянок
Солнце падает в далёкое западное море, разбросав тени по крышам крохотной казачьей заставы рядом с парой нефтяных вышек. Хорунжий чистит охотничий карабин в прихожей.
– Папа, Папа! – сынишка вбегает в избу, размахивая чем-то небольшим и светящимся. – Смотри, что нам в школе выдали! На хелипоптере привезли!
– Не хелипоптере, а хеликоптере, – привычно поправляет сына хорунжий, осторожно ставит ружьё в угол и поворачивается.– Что там у тебя?
* * *
Егор свернул с Уктусского переулка и нырнул в мрачный, исписанный матерками холл станции подземки. «Екатеринбургскую» построили лет пять назад, она стала конечной на Коптяковской линии, и, как и любая окраинная станция, служила прибежищем люмпам и прочему сброду. Егор добавил громкости в карманном репродукторе – когда индустриальный джаз играет громко, идти мимо подобной толпы не так страшно. Аппарат старый и распространённый, «Рига-96», всего на двадцать песен. На такой не позарится даже самый голодный
