Дрыг-дыг-дыг!
Колено гостя было твердое, но удобное:
– Давай на кочках покатаемся!
Мама уже не останавливала меня, но смотрела с какой-то подчеркнутой грустью. Дядя Федя тряс ногой, а я выдувал губами надсадный звук мотора.
Но главное, сегодня не хотелось вникать в разговоры взрослых.
– Не думай, что через ребенка тебе удастся…
– Варя, я и не думаю ничего!
Маме не нравится такой ответ.
Гость встал, разрушив игру.
Но я не отставал и просил дядю согнуть руку. Потом давил гнущимися пальцами кирпичные мускулы: «А ножницами можно ткнуть?» Дядя Федя смеялся, готовый рисковать, и удивлялся: почему не улыбается мама.
– Давай еще покатаемся на кочках!
– Нет, брат, не могу!
Шофер подмигнул и хлопнул себя по коленке.
– Почему?
– Бензин кончился!
Тут я схитрил, будто не понял:
– А как надо, чтобы не кончился?
– Заправиться нужно! – Гость покрутил огромной ладонью воображаемую крышку бензобака.
– Завтра приходи заправленным!
Дядя Федя посмотрел на маму тем же взглядом, с каким я просил ее оставить дома бродячих кошек.
Потом он ушел, и ржавая ванна барабанила ему отступление.
Мама села за пианино, направив на себя медные кронштейны-подсвечники. В них еще были остатки свечей, что горели при отце. Под тяжелой крышкой, где таились струны, хранилось былое счастье. А гость не понравился маме, потому что не сумел попасть в то прекрасное время.
Из нашего окна виден заснеженный сквер.
Февральское солнце – словно желтый павлин – распустил переливчатый хвост крученых облаков, с зеленоватыми пятнами. Вечерняя птица сонно бродила меж стволов кленов, то зачарованно клоня к земле маленькую головку, то плавно встрепенувшись, сворачивала длинный хвост (облака сносило к горизонту), оставляя на голубом снегу ярко-золотые следы.
Казалось, павлин склевывал грустные слова маминой песни об осенних листьях: «Пусть они тебя больше не радуют, – странно западали клавиши. – Все равно я к тебе не приду!..»
В коридоре горела тусклая лампочка. Я сидел на сундуке, слушая мамин романс. Хотелось, чтобы кто-то пришел сейчас в смутные мысли, разъяснил или просто сказал: «Да, парень, и так бывает!..»
За всю неделю я ни разу не спросил маму о дяде Феде. Но часто поглядывал в окно, чтобы случайно увидеть крепкую фигуру в кирпичной арке нашего двора. Безотцовские дети терпеливы в своем ожидании.
А дядя Федя пришел, как и обещал, заправившись.
– Я, – говорил он маме уже смелее, – битый жизнью, как бильярдный шар!
Брови сложились в «загогулину» для запуска мотора вручную. Мама слушала отстраненно. Я видел в тоскливых глазах гостя, что у него не заводится что-то, как в моем мотоцикле. Да еще сахар остался на дне чашки: «Не приходи больше таким! Сын мой, слава богу,
