свои штучки, – угрюмо ответил Далинин.
– А что? Ведь он был человеком, а раз человеком, значит, и набезобразить может…
Тут Далинин даже улыбнулся.
– Не грустите, молодой человек, – поправил его старичок. – Пора нам расставаться со всякой грустью… Кстати, а что вы сегодня вечером делаете?
– Ничего, – коротко ответил Павел.
– Вот видите. Занять себя даже не можете. Хотите, я вас займу?
Павел выпучил на старичка глаза.
– Не бойтесь, всё будет шито-крыто, и место очень приличное, не какое-нибудь развратное. Будет достойная компания, иных знаменитых вы, может быть, узнаете… Артисты, художники и деятели, очень активные в своей сфере. Познакомитесь.
Павел, которому действительно сегодня было как-то невмоготу, удивился, однако ж, тому, что его даже обрадовало внезапное приглашение, да ещё незнакомого старичка, пусть и пухленького, аккуратного такого…
– А значит, люди там будут солидные, староватые для меня, – вдруг выпалил он, не ожидая от себя такого быстрого течения к согласию…
– Да что вы, там молодежь тоже будет. И девушки, образованные, умные такие.
– Да как же я, незнакомый им человек – и вдруг приду…
– Бросьте. Наверняка вы встретите там хорошо известных вам лиц. Развлечётесь, в конце концов, винцо дорогое будет, чего горевать-то зря…
– А вы там будете? – глупо спросил Павел.
– А как же, а как же! Я вас и представлю. Звать-то вас как?
– Далинин Павел.
– Вот и ладушки. Приходите сегодня к восьми часам. Тут я вам черкну адрес, – и старичок написал что-то на бумажке. – Очень просто. Если что не так, меня сразу не найдёте, или если я не успею, не смогу прийти, скажите, что от Безлунного Тимофея Игнатьевича. Вас сразу пустят.
Павел взглянул на бумажонку: это в центре, недалеко, действительно просто: «Может, гульнуть? – подумал он. – А то настроение что-то быстро меняется не в ту степь, надо поправиться. Чего думать-то? Все мы люди свои, и старичок весьма доброжелательный, хоть бы не помер, пожил бы ещё подольше, лет сто-двести. Я ведь людей люблю, – оживился Павел про себя, – хотя и скрываю это…»
Он не заметил, как старичок уже отплыл в сторону. Издалека он помахал Павлу женственной ручкой: дескать, скоро увидимся…
– Да, надо отвлечься, – окончательно решил Павел. – А то все разговоры о потустороннем, о жизни, о её подтексте, Достоевский, Ницше, Блок, Платонов, Лотреамон, Мейринк… И так до бесконечности. Можно и отдохнуть, в конце концов, на халяву. – И он почему-то погрозил пальцем сидячему Гоголю…
…В восемь вечера Павел подходил к дому, указанному в записке толстенького и весёленького старичка.
Дом этот был заброшенный, но, в общем, нормальный, в духе начала века: высокие потолки, широкая парадная дверь, но почему-то относительно
