те ему радостно махали – лесть уж любому приятна, только не в том цель – хотелось ему их порадовать, показать, как отточил мастерство, выучил новые песни и гимны, причудливые мотивы – песен полузабытых и совсем новых – да и только.
– Кто там? Глядите! – воскликнули копьеносцы, когда Кикн закончил их развлекать, а теперь уж все отдыхали от зноя под сенью деревьев и навеса, омылись, вдоволь напились и поели.
– Какой-то муж. Чужеземец, похоже! – сказал средний брат.
– И правда! – Тут старший, лежавший на подушках, приоткрыл глаз и поглядел на пришлого, который так и стоял в отдалении.
“И когда появился?” – задумался Кикн.
– Добротный петас, к слову. А это что, крылья на нем? Вот диво, да? Знатный какой-то пришелец. Где же и у кого я видал такие наряды?
– И экзомис, и гиматий. Багряное, синее, золотое – все – в точности чужеземное, – вторили братья, но не потешались и не дивились – а так, ленно обрисовывали наряд пришельца. Встречали они выходцев из разных стран куда чаще, нежели юный музыкант, который никогда и не покидал отчего дома.
– А кто пустил его в дворцовые сады? – вопрошал Кикн. Вот это-то и следовало узнать поперед – как стража пропустила чужака, хоть, видно, знатен он и прибыл с каким-то посланием?
– И верно! Устали мы, вот и не заметили. А раз в город пустили, а еще за целых трое ворот нашего дома – так не прозевали стражи и даже ругать их не за что.
А незнакомец стоял и разглядывал сады. Видел он переговаривающихся братьев так же хорошо, как и они его, – только отчего-то не спешил к ним.
– Ждет, думаю, что мы все к нему ринемся. Но недосуг нам с каждым встречным болтать – знатен или из охлосов, красив ли, высок и строен, а может, конопат, приземист и неказист – нам все одно.
– На девицу ты бы побежал поглядеть, братец! – дразнился младший из троицы (но все равно повзрослее Кикна – третий сын Сфенела).
– Я бы подумал! – отвечали и средний, и старший.
– А вот и советник бредет! – предупредил всех музыкант и извлек трагический мотив.
– Добра это не сулит. Опять скучное отцовское буле, где нам надо присутствовать… – сетовал средний.
– А мы так устали! – напомнил старший, откидываясь на ложе.
– Зовет вас царь, юноши, – молвил старец строго, оглядев царевичей. Говорил он без раболепия пред ними, как с детьми (но никого из них это не обижало, ведь никто пока и не стал царем). Да и возрастной муж – для каждого – вместо родного деда, – так что строгость ему простительна, как и со стороны парней – мелкие капризы.
– Всех? – уточнил Кикн. Уж не хотелось ему тратить полдня, молчать и сидеть в стороне, внимать речам старцев, пусть и мудрых, но до чего дотошных и скучных! Вот если бы все они там пели – другой разговор!
– Всех без исключения. – Советник поманил их рукой, мол, поживее, без промедления и отговорок. – Вы дела личные закончили,
