а на востоке благополучной Финляндии, непосредственно примыкающей к территории России!
Все инструкции к товарам и даже к лекарственным препаратам (пришлось посетить аптеки из-за болезни сына) были исключительно на финском языке.
Позже выяснилось, что сын хозяина, парень лет тридцати, инженер-строитель, работает в Москве, знает русский не просто хорошо, а даже очень хорошо.
Ну прямо как в известной песне: «…только в клетке говорят попугаи, а в лесу они язык забывают».
– Пойдем скорее на море, а то еще немного – и будет очень жарко, – вывела из невеселых размышлений жена.
Глава 4
Москва. Военный институт, ноябрь 1968 г
– Вот эти самые худшие, – сказал преподаватель арабского языка начальнику курса майору Яшину, указывая на пятерых слушателей, виновато понуривших головы. – Надо подумать, стоит ли им продолжать учебу.
Преподаватель, щеголевато одетый мужчина средних лет, был из гражданских. Он появился в институте на волне вспыхнувшего на Востоке противостояния. После окончания вуза мужчина, скорее всего, не работал с языком. Об этом говорила неуверенность в знаниях, которую он демонстрировал. Нередко, приходя на занятия в группу, он просил поднять материал, который давал накануне, и что-либо в нем поправить.
– Ладно, Володь, оставь нас, нам надо поговорить, – повернулся Яшин к преподавателю, и тот послушно вышел из кабинета.
Майор Яшин Михаил Николаевич, калмык по национальности, в коротковатых армейских брюках с неизменно наведенными на них стрелками, смешно и неподражаемо произносил слова, особенно их окончания. Добрый и сердечный человек, всегда был готов понять любого, но задача есть задача. Ее надо выполнять!
– Ну, вы что, не можете какую-то элементарщину выучить? Подумаешь, арабский язык: «газани бабани»[5], – смешно выговорил он, демонстрируя свои познания в языке. – Я вон все уставы наизусть знаю! И ничего, – важно заключил майор.
Слушатели незаметно переглянулись.
– Я вам поулыбаюсь! А тебе, – он обратился к Олегу по фамилии, – и вообще стыдно. На пятерку сдал английский при поступлении, а сейчас что? Эти-то хоть из армии пришли. Забыли там все на хрен, а ты что? Идите, и чтобы больше этого не был! – проснулся в майоре калмык.
Преподавателей в Военный институт набирали, что называется, из народного хозяйства. Долгое время советская арабистика была в загоне. Никому со времен Великой Отечественной войны эти специалисты были не нужны. И люди ушли кто куда. Одни встали к станку, другие уехали в сельскую местность.
Но наступил 1967 год – война на Ближнем Востоке. И об арабистах вспомнили. Их стали собирать по крупицам. Многие из теперешних преподавателей ВИИЯ были гражданскими людьми и сами капитально подзабыли арабский язык. Но были и такие, кто все годы войны, до нее и после служили в спецслужбах и выполняли различные тонкие задачи в разных частях света, подчас имея гражданство других
«Эти две двери» (араб.).
