Он поднял на меня зареванные глаза.
– Хватит реветь, – строго прошептал я.
– Неужели ты не хочешь попрощаться? – охрипшим голосом спросил он.
Внутри у меня все сжалось.
– Она с нами тоже не попрощалась, – я отпустил Маттео, и он ещё сильнее разревелся.
Марианна погладила его по плечу, но ко мне не прикоснулась. Она усвоила урок. За эти дни каждый раз, когда она пыталась меня утешить, я ее отталкивал.
– Ты расстроен, и это нормально.
– Ну нет, – упрямо заявил я.
Неужели она не понимает? Если отец узнает, что Маттео плакал из-за матери, тем более при Чезаре, ему попадёт. Может и глаз ему выжжет, как угрожал мне. Я не мог позволить такому случиться. Оглянувшись, я заметил, что Чезаре торчит недалеко от нас, разматывая бинты на кулаках.
– Наша мать была грешницей. Самоубийство это грех. Она не заслуживает, чтобы мы горевали по ней, – повторил я то, что говорил мне наш духовник, когда мы с отцом ходили в церковь. Я не мог этого понять. Убийство тоже было грехом, но священник никогда не напоминал об этом отцу. Покачав головой, Марианна печально посмотрела на меня и погладила меня по плечу. Почему она никак не уймётся?
– Она не должна была оставлять вас одних, мальчики.
– Ее и раньше вечно не было с нами рядом, – заявил я, усилием воли сдерживая свои эмоции.
Марианна кивнула.
– Знаю, знаю. Ваша мать…
– …была слабачкой, – прошипел я, отшатываясь от ее прикосновений. Я не хотел говорить о матери. Я просто хотел забыть о том, что она когда-либо существовала, и хотел, чтобы Маттео перестал смотреть на этот дурацкий нож так, будто тот может его убить.
– Не надо, Лука, – тихо попросила Марианна. – Не становись таким как твой отец.
То же самое перед смертью сказала мне бабушка Марселла.
Бабуля была хрупкой и маленькой. Кожа у неё была как будто велика для ее тела, как будто она одолжила ее у человека вдвое больше неё.
Она улыбнулась так, как никто и никогда мне не улыбался и протянула ко мне свою дряхлую руку. Я взял ее ладонь. Кожа у неё была как бумага, сухая и холодная.
– Не уходи! – потребовал я. Отец сказал, что она скоро умрет. Потому и послал меня к ней в комнату – чтобы я понял, что такое смерть, но я и без него это знал.
Бабуля легонько сжала мою ладонь.
– Я буду присматривать за тобой с небес.
Я покачал головой.
– Оттуда ты не сможешь нас защитить.
Ее карие глаза светились добротой.
– Скоро защита тебе будет не нужна.
– Я всеми буду править! – прошептал я. – А потом убью отца, чтобы он больше не обижал маму и Маттео.
Ба потрепала меня по щеке.
– Чтобы стать Доном, твой отец убил своего отца.
Я выпучил глаза
– Ты ненавидишь его за это?
– Нет. Твой дедушка был человеком жестоким.
