понятия культуры прошлого невозможно понять современные культуры, расшифровать дошедшие до нас сокровища, которые таятся в историях отдельных Церквей, в манускриптах и эпиграфике, хранятся в архивах, библиотеках и музеях. Латынь мне начал преподавать отец Жакомо в приходе во время школьного обучения. В Риме я мог уже неплохо изъясняться и писать на возрождающемся из мертвых языке. Латынь – язык церкви и я, как ее служитель, не могу пройти мимо этого знака благодати. Отождествляющий себя с Матерью-Церковью, отождествляет себя с ее языком.
Почему итальянский?
Объяснения не требуются – это мой родной язык. В письме я могу передать оттенки переживаний, что недоступны мне или трудно переводимые с других языков. Родной язык всегда будет иметь преимущество перед любым другим. Его слышит младенец с рождения, впитывает с ним родительскую любовь, внимание семьи, чувство родины. Но даже без родителей родная речь является для любого из нас частью родины, дающей силу. Остальные записи дневников я все же буду вести на немецком. Причину раскрывать долго, возможно, и не интересно. Но нет, объясню позднее мой выбор, когда вернусь к теме структуры дневника.
Говоря об итальянском языке, я скрыл еще одну причину, почему захотел писать на нем часть дневника. В университете, к огромному счастью, у меня появился друг-итальянец Викензо Джентиле, приехавший в Рим с северо-запада Италии.
Хотя на его родине в Турине имелся один из Папских университетов, Викензо вбил себе в голову обязательно обучаться в Риме. Так судьба свела меня с прекрасным и верным другом под крышей университета Святого Креста. Внешне мы ненамного отличались друг от друга: Викензо был таким же худощавым, как я, но выше головы на полторы. Мы оба имели одинаковые слегка волнистые темные волосы. Мой друг, в отличие от моих почти черных, получил от родителей притягивающие необычностью серо-зеленые глаза.
На мелких деталях задерживаться не стоит – под длинным хабитом они не столь важны, да и в глаза бросается не личность, а необычность одежды монаха. На этом наши внешние различия заканчивались. Зато по интересам мы были похожи на братьев-близнецов. Много времени мы проводили с другом в библиотеке университета на виа деи Фарнези, изучали святые книги, заучивали тексты хоралов, тщательно готовились к урокам общей церковной истории или теологии.
С удовольствием вспоминаю незабываемое время, проведенное с Викензо. Учеба – учебой, но жизнь вокруг бурлила и звала попробовать на вкус ее незнакомые стороны. Нам хотелось хоть немного приобщиться к светской жизни, сияющей вокруг соблазнительными огнями. Нас удерживали от этого не только строгие правила, которым должны следовать студенты университета, но и то, что в монашеском одеянии мы не могли расхаживать по Риму, глазеть по сторонам или, не приведи Господь, участвовать в веселье. К счастью или наоборот, к несчастью, мы с Викензо были послушными студентами
