полагая, что раз уж жена у тебя не затворница, а светская дама, то если она следует традициям света (а умение музицировать можно было отнести к таковым), в этом нет ничего предосудительного, но и ничего экстраординарного. Он мог послушать, как она поет, но в конце концов прерывал ее и возвращал с небес на землю, не подумав о том, что ей гораздо приятнее было парить в облаках.
Нет, она не винила Эвана за отношение к ней. Разве можно винить человека за то, что он такой, какой есть? Но сейчас, слушая первую робкую дрожь скрипичных струн, к которым прикоснулся смычок, она вся напряглась, как лань, услышавшая подозрительный шорох. Полузакрыв глаза, Дарина подалась навстречу музыке.
Это всегда было большим, чем просто музыка. Это было откровением.
Эван подошел к жене и взял ее под руку.
– Потанцуем?
– Подожди, – шепнула она, но он услышал и не обиделся. Он знал, что Дарина всегда сначала слушает музыку, а уже потом позволяет себе отвлечься на танец. Через минуту она кивнула, и Эван вывел ее на середину зала.
«Мне хочется танцевать. Мне хочется петь. Мне хочется стать музыкой».
Эван о таких мыслях не подозревал. Он улыбался ей и что-то говорил – кажется, ехидничал по поводу мундира старика Брайтона; Дарина рассеянно отвечала. Ее веселье, которого и так было немного, улетучивалось на глазах.
Она попыталась представить себе, что руки, уверенно ведущие ее в танце, – это не руки не Эвана, а того гипотетического возлюбленного, которого она, не признаваясь себе, до сих пор ждет. И безвкусное убранство зала волшебным образом превратилось в изысканное, и кругом сплошь приятные люди…
Дарина тряхнула головой и открыла глаза. Музыка звучала, зал был освещен, и вокруг кружились пары… Ей внезапно стало дурно. Она пошатнулась.
– Дарин! Что случилось? – Эван мгновенно уловил перемену в ее состоянии.
– Давай… выйдем, – придушенным шепотом попросила она.
В холле, где никого не было, ей стало лучше. Эван усадил ее в кресло в небольшой нише и принес бокал с водой – неизвестно, где он ухитрился раздобыть воду в этом царстве спиртных напитков, – и заставил жену выпить все до дна. Она благодарно кивнула и откинулась на подушки, понемногу приходя в себя.
Эван придвинул себе кресло и сел рядом с женой.
– Что с тобой такое?
Она покачала головой:
– Не знаю. Там так душно…
– А может быть… – он с робкой надеждой коснулся ее живота. Дарине было жаль разочаровывать его, но… Ее взгляд сказал Эвану все. Он вздохнул и отвернулся.
– Прости, – одними губами вымолвила она. Ну вот, опять она извиняется за то, в чем не виновата.
– Ничего. – Он помолчал, и вдруг с неожиданной яростью обернулся к ней и сжал ее руку. До боли. – Когда, Дарин? Когда мы наконец сможем стать настоящей семьей?
– Я не знаю, – это все,
