каши и пять унций[26] белого хлеба. И вновь арестант отказался от еды. Он решил прилечь и развернул матрас. Заснуть мешал шорох, раздававшийся в углу. Вглядываясь в темноту, Клим увидел огромную крысу, появившуюся из канализационного отверстия. Она сидела и смотрела на арестанта, точно это была её камера, а он – новичок, невесть как тут оказавшийся. По всему было видно, что эта британская тварь не только не боялась человека, но и презирала его. Клим резко поднялся и с такой силой ударил ногой по серой наглой морде, что послышался хруст костей и жалобный писк. Он загнал незваную мерзость в угол и топтал каблуками до тех пор, пока та не испустила дух. Ардашев вновь надавил на пуговицу электрического звонка. По коридору послышались шаги, и кормушка открылась. Послышалось уже знакомое:
– Что случилось?
– В камеру проникла крыса. Я убил её. Уберите.
– Ещё чего! Уборка завтра, – огрызнулся стражник.
Не раздеваясь, Ардашев прилёг. Укрывшись крылаткой, он смотрел на колеблющееся газовое пламя, выбивавшееся из розетки, пытаясь сосредоточиться, и не заметил, как уснул. Пригрезился кошмар. Ему привиделось, что над ним склонился Александр Ульянов с петлёй на шее, вытаращенными глазами и высунутым языком. Труп хохотал, пытаясь дотянуться до горла острожника. Клим схватил нападавшего выше локтей, но они оторвались, точно бумажные, и остались у него в руках. Знакомое лицо казнённого студента разразилось гомерическим смехом, помахало обрубками и вдруг стало крысиным. Ардашев открыл глаза и сел. Сердце билось, точно пойманная птица угодила в силки. Тыльной стороной ладони он вытер со лба липкий пот и только потом вспомнил, что у него остался носовой платок. Он выпил воды и, смочив платок, вытер лицо. Стало легче. Пламя, выходившее из газовой горелки, весело колебалось за коридорным стеклом, бросая тени решёток на стены и пол. «Интересно, который час? – подумал студент. – Тут даже луну не видно. В российских тюрьмах, говорят, через окно проступает небо. А у них – стена. Удивительно, что британцы кормят заключённых белым хлебом, хотя, наверное, я ещё только подозреваемый. Помнится, в словаре английского жаргона читал, что словом “Вилль” называют показательную Пентонвильскую тюрьму Её Величества на севере Лондона. Там арестанты при выходе из камер обязаны надевать маски, чтобы они не могли узнать друг друга. Запрещены всякие разговоры. Здесь, слава богу, такого нет… Но кто знает, куда меня переведут завтра? И почему не появляется судебный следователь?..» Мысли становились неясными и размытыми. Постепенно они увели заключённого в мир снов.
Утро пришло с уже знакомым скрипом открывающейся двери. На пороге возник полицейский.
– Подъём! – приказал он, глядя на дохлую крысу.
Ардашев поднялся.
– На выход!
Обратная дорога была длинна и неприятна. Его завели в комнату через две двери от регистрационного отделения. За столом восседал человек с усами-саблями и острой бородкой. На вешалке висело пальто честерфилд с чёрным воротником. Тёмный сюртук отливал новизной,
141,75 г.
