вздернул плечи, сунул кулаки в карманы пальто и продолжил дуться.
– Ну, как знаешь! – махнул я рукой. – Главное – я был прав. Он привел меня сюда, как я и думал. Так ведь, Пони?
Я стоял перед Пони, когда говорил эти слова, и мое лицо было примерно на одном уровне с его мордой, и вдруг ни с того ни с сего он – очень нежно – ткнулся носом мне в шею. Надо признать, что я еще плохо знал лошадей и их повадки, поэтому не ожидал подобного проявления чувств. Мул тыкал в меня носом только для того, чтобы побольнее укусить, ибо мягким нравом он никогда не отличался. Но Пони – это совсем не то, что Мул.
Несколько мгновений я смотрел коню в глаза, не в силах оторваться – так меня поразил его жест, а потом со всей возможной деликатностью забрался в седло. Этот маневр мне все еще давался с трудом, но Пони терпеливо ждал, пока я вскарабкаюсь ему на спину.
– Сайлас, ты решительно настроен пойти туда? – недоверчиво спросил Митиваль.
Он стоял позади меня, и я, чтобы ответить, обернулся. Прямо за Митивалем опускалось за горизонт солнце, и казалось, будто лучи света исходят из его тела.
– Я должен это сделать – я это костьми чувствую. Извини, не могу объяснить точнее.
Сдаваясь, он пожал плечами:
– Ты ведь знаешь, что у тебя все лицо в крови?
Я посмотрел на свои окровавленные ладони. Да, ну и видок у меня был, наверное, но я не попытался вытереть лицо.
– А ты – ты пойдешь со мной или нет?
Он глубоко вдохнул:
– Раз обещал, значит пойду.
На мою благодарную улыбку Митиваль ответил лишь тем, что опять безрадостно пожал плечами. Тогда я надавил пятками на бока Пони, побуждая его двигаться. Не то чтобы он нуждался в подсказках. Он знал, что надо ехать. Знал куда. Осторожно, не торопясь, он пробрался через кустарник, а потом протиснулся сквозь проход в зарослях акации. Проход был узким, как щель, по размеру мальчишки на невысокой лошадке. Я представил себе, как мой Па, высоченный и на громадном жеребце, пролезал тут, пригибаясь к лошадиной шее и отводя в сторону ветки.
И тут мы вошли в Чащобу. Там было темно.
Тропа – если ее вообще можно было назвать тропой – вилась между деревьями. Прямо над моей головой смыкались нижние ветви, словно костлявые пальцы, сложенные в молитве. А еще они напомнили мне сводчатый потолок в той единственной церкви, где мне довелось побывать, – Па отвел меня туда, когда я выразил умеренный интерес к «Мужу скорбей». Мне хватило одного визита, и Па это вполне устраивало, так как он не был верующим человеком. Я же не был неверующим.
Чем дальше мы углублялись в лес, тем быстрее колотилось сердце в моей груди. Мне было холодно, но лицо горело. Воздух был густым от запахов мускуса и сырой земли. Меня начало мутить.
– Как ты там, Сайлас? – донесся из-за спины голос Митиваля.
Я знал: он догадывается, что мне нехорошо, так же как я догадывался, что он больше не дуется на меня.
– Я в порядке, – ответил я, стараясь дышать ровно.
– Ты
