делать с рождения. А если свинью нужно будет зарезать? Или овцу? Кто в доме мужчина? Она или Олежка? Слюнтяй.
Надюшка занесла топор, уверенным и быстрым жестом отрубила птице голову и невольно залюбовалась бордовыми струями, резво стекающими по окровавленному пню в зелёную траву. Девчонка дала крови стечь, как учили, и бросила обезглавленную тушку в ведро. Та забилась в слабеющих конвульсиях.
Ну, и что здесь такого? Элементарно. Главное – сноровка. И не отпускать раньше времени, чтобы без башки к соседям не убежала.
Ничего, глупый, маленький Олежка, сеструха тебя научит!
– Покажи, что у тебя с рукой, – смилостивилась довольная мать, когда умелая дочь принесла ей на кухню уже общипанную куриную тушку. Хорошая девчонка растёт, хозяйственная, – Ничего себе. Никогда не видела, чтоб дитё так кусалось. Пойдём, зашью.
Мать зашивала Наде раны обычной швейной иглой и шёлковыми нитками. Так было принято в их семье издревле. Раны воспалялись и нагнаивались, и нитки впивались в разбухшую от отёка кожу, но это был единственный способ показать свою материнскую любовь. Мудрая Надюшка всё понимала, героически терпела боль (анестезию операция не предусматривала) и никогда не возражала.
– Мать всегда поможет. Кому вы, кроме матери, нужны? Мать плохого не сделает, – увещевала Людмила притихших детей, делая стежок за стежком под тихое кривляние дочери и молчаливое сопение брата. Младшенький очень любил следить за этой кропотливой работой, на радость непрофессиональной медсестре. Будущий хирург. И никакой он не трус. Подумаешь, птичек боится. Мать тихо гордилась. Хорошие у неё дети. Слава богу, не в отца.
Тот в кои-то веки уехал в город на заработки, но по слухам угодил в ЛТП1. Во всяком случае, хозяин находился далеко и никого из домочадцев лихим кулаком достать не мог. Какое-то время еле оклемавшийся после получения черепно-мозговой травмы кормилец не бухал, но ходить по бабам и предъявлять претензии к супруге не переставал никогда. Поэтому отсутствие опостылевшего мужа дома Людмилу только радовало. Она успокоилась, похорошела и впервые задумалась о разводе всерьёз.
«Вещему» Олегу уже исполнилось три года, но он всё ещё не разговаривал. Молчал. Иногда мычал. Да, он был вредным, упрямым и вспыльчивым, но, в силу выше указанных обстоятельств, наябедничать не мог. И однажды, когда мать ушла по утру на делянку пропалывать картошку, сестра решилась.
Чтобы сразу обезвредить мелкого кусаку она подкралась к тому сзади и резво накинула на белобрысую голову холщовый мешок. Брат отчаянно забился в крепких девичьих руках, невнятно мыча и неумело барахтаясь, но Надя была к этому готова. Она привязала Олега к дереву плотным жгутом-шпагатом, как можно сильнее стянув мальчишке руки за спиной. Верёвки безжалостно впились в детскую плоть, отчего маленькие кисти побелели.
– Ори, сколько влезет. Соседи уехали, спасать тебя некому, – равнодушно проговорила сестрёнка, стаскивая мешок-защиту с головы братика, –
Лечебно-трудовой профилакторий. Вид лечебно-исправительного учреждения для больных алкоголизмом и наркоманией в СССР.
