знаков, но тут они быстро стали восклицательными; что же до самой шляпы, крепившейся на шиньоне, она угрожающе накренилась. Удивление, возмущение, протест и испуг – все эти чувства у матушки малышки Мэг соединились в довольно нелепом пируэте – нечто вроде глиссада, – и с видом оскорбленной добродетели она одним прыжком достигла директорского кресла. Ришар невольно отшатнулся.
– Меня арестуют!
Странно, что, произнося эти слова, мамаша Жири не выплюнула в лицо господину Ришару три оставшихся у нее зуба.
Но господин Ришар показал себя просто героем. Он не отступил ни на шаг. Он, будто репетируя сцену в полиции, угрожающе показывал пальцем на смотрительницу ложи № 5:
– Вас арестуют, мадам Жири, как воровку!
– А ну, повтори!
И, размахнувшись, мадам Жири ударила господина директора Ришара по щеке, прежде чем успел вмешаться господин директор Моншармен. Но директорской щеки коснулась не иссушенная рука холерической старухи, а только конверт, виновник скандала. Магический конверт раскрылся, и банкноты закружились в фантастическом танце, словно стайка огромных бабочек.
Директора вскрикнули, так как одна и та же мысль заставила обоих броситься на колени и лихорадочно собирать бесценные бумажки, торопливо их пересчитывая.
– Они все еще настоящие? – спросил Моншармен.
– Они все еще настоящие? – спросил Ришар.
– Настоящие! – закричали они в один голос.
А над ними скрежетали три зуба мадам Жири, извергавшей поток сквернословия. Отчетливо слышалось только:
– Я – воровка! Я?
Она задыхалась. Она кричала:
– Меня нагло оклеветали!
Потом вдруг внезапно подскочила к Ришару.
– Во всяком случае, вам, мусье Ришар, – выдавила она, – вам лучше меня известно, куда девались двадцать тысяч франков!
– Мне? – воскликнул Ришар в изумлении. – Откуда?
Тотчас Моншармен, суровый и обеспокоенный, потребовал, чтобы она высказалась яснее:
– Что это значит? Почему вы утверждаете, что господин Ришар знает лучше вас, куда девались двадцать тысяч?
Ришар, чувствуя, что краснеет под пристальным взглядом Моншармена, взял матушку Жири за руку и жестоко встряхнул. Он вскричал громоподобным голосом:
– Почему я знаю лучше, куда делись эти деньги? Почему?!
– Потому что они прошли через ваш карман! – выдохнула старая дама, глядя на него, как глядят на порождение дьявола.
Теперь настала очередь Ришара. Он был сражен, как ударом молнии, сначала тяжестью неожиданного обвинения, потом подозрительным взглядом Моншармена. Утратив самообладание, столь необходимое ему в тот момент, он едва собрался с силами, чтобы отвергнуть столь гадкое обвинение.
Так самые невинные люди, застигнутые врасплох, то бледнеют, то краснеют, могут пошатнуться, или выпрямиться, или рухнуть в бездну, или протестовать, или вообще молчать, когда надо бы говорить или хотя бы бормотать
