кувшин и отправился за водой. Братья, игравшие во дворе, подняли его на смех и ни за что не хотели сказать, где взять мыло; Тому пришлось долго его искать. Потом он вернулся в спальню, но, войдя туда, едва не задохнулся. Всю ночь в комнате дышали три человека, по многу раз вдыхая и выдыхая воздух и с каждым выдохом все более отравляя его. Пока они оставались внутри, воздух не казался спертым – просто утром все проснулись с чувством усталости и с тупой головной болью; теперь же, вернувшись с улицы, Том с трудом мог дышать. Он подошел к окну, чтобы открыть его. Окно было «йоркширское» с глухой рамой и половинчатым переплетом, и, чтобы открыть его, нужно было отодвинуть одну половину. Рама оказалась очень тугой, потому что окно давно не открывали. Том толкал ее изо всех сил, и наконец она дрогнула и подалась, но от толчка стекло треснуло, и весь пол засыпало мелкими осколками. Увидев, что натворил, Том страшно испугался. Он бы в любом случае огорчился, причинив ущерб хозяевам, а уж начинать первый день в новом доме с такой промашки было совсем негоже, к тому же, увидев свою тетушку в гневе накануне вечером, он понял, какая у нее нетерпеливая, горячая и опасная натура. Он присел на край кровати и заплакал. Однако повеявший с улицы свежий утренний ветерок освежил его и придал сил. Умывшись чистой холодной водой, Том почувствовал себя значительно лучше.
«Вряд ли она надолго рассердится – к вечеру все уже будет позади, а день я вытерплю», – храбро подумал он.
Тут в комнату за чем-то влетел Дик.
– Вот это да! Ох и всыплют же тебе, Том! – воскликнул он, увидев разбитое окно. С одной стороны, он обрадовался, с другой – ему стало жаль Тома. – На прошлой неделе мама изо всех сил отлупила Джека за то, что он кинул камень в нижнее окно. Он до ночи от нее прятался, но она его подкараулила, схватила и задала ему жару. Да уж, Том, не хотел бы я быть на твоем месте. Ни за какие коврижки.
Том опять расплакался, и Дик еще сильнее его пожалел:
– Погоди, я знаю, что делать: мы пойдем вниз и скажем, что мальчишка из соседнего двора швырялся камнями и один прилетел прямиком в наше окно. У меня как раз завалялся камень в кармане, его и покажем.
Внезапно успокоившись, Том ответил:
– Нет, мне страшно так поступить.
– Куда там! Еще страшнее будет показаться маме на глаза, если ничего не придумаешь.
– Нет. Я боюсь прогневить Бога. Мама учила меня бояться Его гнева и говорила, что нет ничего страшнее. Помолчи, Дик, дай мне помолиться.
Дик наблюдал, как его младший брат опустился на колени у кровати, уткнув лицо в одеяло; он всю жизнь думал, что молиться значит произносить заученные слова, но теперь услышал, что Том не читает молитвы по памяти, а словно шепотом разговаривает с близким другом; поначалу, прося поддержать его и дать ему сил, Том всхлипывал и даже плакал, но в конце поднялся с колен со спокойным, просветленным лицом и негромко сказал Дику:
– Теперь я готов все рассказать тетушке.
Тем временем эта самая тетушка с ног сбилась в поисках кувшина и мыла и была настроена
