остывшим дешёвым кофе; почему Васильков так любит суррогаты в пакетиках?
Ноги коснулось что-то тёплое и мягкое. Антон открыл глаза. Студенистое утро дорисовывало тени чужого интерьера. Кошка, огромная чёрная кошка сидела на краешке кровати. Мужчина хорошо помнил, что вечером обошёл дом, никаких кошек не было.
– Ты кто? Откуда взялась?
Пришелица не шелохнулась. Кислицин осторожно вылез из-под одеяла. Умываясь, оглядывался на дверь, кошка поджидала в кухне. В холодильнике нашлось молоко, но гостья даже не подошла к блюдцу.
– Привереда, а я буду завтракать, – уговаривал себя Антон, помешивая кашу. Присутствие животного напрягало. Зайти к соседу, поблагодарить и ехать. Что он может в этом городе, где никого не знает? Заявление написал, найдут – сообщат. Ещё и пришелица эта – застыла, глаз жёлтых не отводит. Тревожно. Кошка, будто прочитав мысли, подошла, потёрлась о ноги и направилась в комнату. Интересно, куда это она ведёт. К серванту? Похоже. Пакеты, перевязанные тесёмками, старые счета, тетрадки с рецептами, книжки по домоводству. Чёрная кожаная папка с металлическими заклёпками слилась с тёмным деревом старого бюро. Мужчина еле справился со старой застёжкой. Пожелтевшие фотографии разлетелись по полу. Чёрно-белая летопись семьи Кислициных. Как много детских снимков отца и его сестрёнки! Вот они румяные, счастливые, с самодельными санками, а вот какой-то праздник в школе. Дедушка и бабушка, он почти забыл их лица. Почему так мало фотографий взрослых отца и тётки, где мама? Может, есть ещё снимки, какие-то альбомы? Антон перерыл содержимое шкафов. Нет. Это было странно. Но, пожалуй, самое странное было в том, что отец почти не общался со своей сестрой при жизни мамы, она даже на похороны не приезжала. Его к дедушке и бабушке привозили только ребёнком, а потом? Что случилось потом? Почему в семье даже не говорили о родственниках из Колышлевска? Отец, конечно, посещал родителей пару раз в год, но ни мать, ни его не брал с собой.
Телефон наконец прервал обет молчания, обнаружив сеть. Все эти дни Антон тщетно пытался выйти в Интернет, но куда там – казалось, городок накрыт колпаком, защищающим от внешнего мира.
– Ани, Ани, как ты? Прости, я, наверное, разбудил, но здесь совсем нет связи, надо у местных спросить, подключить другого оператора. Что? Не знаю, как получится, я подал заявление на розыск, но надежды мало. Да, я понимаю, хорошо…
Смятый разговор, броски отговорок, даже томность куда-то исчезла. Некогда. Им стало жаль времени друг на друга. Странная лёгкость, ни тени разочарования, наоборот.
– Отец, я хотел спросить. Да, здесь очень плохая связь. Делаю, что могу, подал в розыск. Почему мы перестали приезжать в Колышлевск? Почему Анны Петровны не было на похоронах мамы?
Связь странно оборвалась – ни гудков, ни искусственного голоса, только тишина, в которой растворились колкие фразы. Интересно, а почему колкие? Антон вдруг представил эти самые фразы насупившимися ёжиками. Какое странное место этот
