первый допрос у главного не пошел. Марфа билась в истерике и заливалась горькими слезами. Завели Пахома, главный тут же встал напротив него и объявил:
– Твой сын государственный преступник.
– Эво, хватил, господин дознаватель! Какой такой заговор он сотворил? Такими словами не бросаются, нужны доказательства.
– Грамотный как я погляжу. Верные люди мне сообщили, что твой выродок в Немецкой слободе с царем Петром встречался.
– Вот удивил! Он и тут к царю во дворец ходил.
– Ну-ка, ну-ка, сказывай дальше.
– Что тут сказывать, звал его царь в свое потешное войско, да не пристало Тихону ерундой заниматься, надо семье помогать, деньгу зарабатывать.
– Значит во дворец ходил? Ну вот, все и получилось, налицо самый настоящий заговор.
– Какой же тут заговор? Не пойму тебя, господин дознаватель.
– Знаешь ли ты, что его освободили?
– Выходит справедливость восторжествовала!
– Кто его освободил? А освободили его люди царя Петра из потешного войска. Тоже, наверное, к убийству причастные.
– И где же теперь мой сын?
– Хочу от тебя узнать.
– Но я его не освобождал.
– Иди пока, но учти, когда твоего выродка поймаем, он во всем признается, тогда и тебе не сдобровать.
– Меня-то за что?
– За то, что потакал государственному преступнику.
Первым уехал главный. Нестройными рядами стрельцы выходили на дорогу. Двое из них подошли к Пахому.
– Помнишь нас, Пахом Коробков? – спросил один.
– В засаде у купца Мартынова сидели, – ответил Пахом.
– Сынок ничего нам не передавал?
– Все передал, только пусть ваши подальше уйдут. А то на радостях все вместе погорим.
Бабка Акулина жила одна, домик старенький, покосившийся, но с двором, огороженный частоколом. Скотину бабка не держала. Определить, живет ли у нее кто посторонний, было сложно. Старуха пообещала Нюрке и Слепню обеспечить постояльцу покой, но после их ухода приняла свирепый вид.
Тихон молча развязал узелок, выложил на стол пироги, вареные яйца, потом в некотором отдалении положил серебряный рубль.
– Деньгой меня не удивишь, – пробурчала старуха, но денежку спрятала в карман.
Заговорила только на другой день:
– Ты, милок, к окнам близко не подходи, да на двор старайся выходить по темноте. Слухи ходят, будто дело государево. Когда так, то по всем местам пустят соглядатаев. А они как тараканы, спасения от них не сыщешь.
Тихон, молчавший до этого, наконец, отреагировал:
– Что же мне теперь в твоем доме годами сидеть? Я и один день еле выдержал.
Бабка села спиной к окну, чтобы видеть лицо своего гостя.
– Когда Степан Тимофеевич
