style="font-size:15px;"> – Разреши задать один личный вопрос, Вера?
– Если о моих отношениях с Ромеро, то они сюда не относятся. Действуй так, словно Ромеро мне незнаком.
– Павел, вероятно, будет лучшим секретарем, чем я командующим. Я принимаю его с охотой. Теперь можно задавать щекотливые вопросы? Я никогда не вмешивался в твою жизнь, Вера, но один раз позволил себе это. Должен ли я извиниться?
– Скорее я должна благодарить тебя за вмешательство!
Оставлять что-либо недосказанным мне не хотелось.
– Павел рассказывал тебе, при каких обстоятельствах произошла наша последняя встреча?
– Чуть не превратившаяся в драку? Я знаю обо всем: как он почти влюбился в Мери, и как ты встал на его дороге, и как Мери перед тем праздником в лесу призналась Павлу, что любит тебя – и любит давно, с какой-то вашей встречи в Каире. И если бы не опьянение, Павел поздравил бы тебя там же, у костра, а не полез в драку.
– Я этого не знал… В Каире Мери меня обругала, словно возненавидела с первого взгляда.
– А мне сегодня сказала, что у тебя было такое беспомощное лицо, когда она обозвала тебя грубияном, что у нее застучало сердце. Тебе повезло, Эли, и я хочу, чтоб ты знал: я очень люблю твою жену.
– Я тоже, Вера. Мы с тобой нечасто сходились во мнениях. Можно уйти?
– Теперь ты должен мне разрешать или не разрешать, – педантично напомнила она.
– В таком случае, я разрешаю себе уйти, а тебе разрешаю остаться.
Я и не представлял себе раньше, как трудно командовать. Если бы предстояло выбирать снова, я стал бы подчиненным, а не командующим. Я отвечал за все, а сведущ был лишь в ничтожной частице этого «всего». Но вскоре мне стало ясно: флот к походу не готов. Так мы и доложили Земле по сверхсветовым каналам: для подготовки требуется по крайней мере год.
Однажды Ромеро обратился ко мне с просьбой:
– Дорогой адмирал, – он и Осима теперь называли меня только так, Осима – серьезно, а Ромеро – не без иронии, – я хочу предложить вам внести в свой распорядок новый пункт: писать мемуары.
– Мемуары? Не понимаю, Павел. В древности что-то такое было – воспоминания, кажется… Но писать воспоминания в наше время?..
Ромеро разъяснил, что можно и не диктовать, а вспоминать мысленно, остальное сделает МУМ. Но фиксировать прожитое нужно – так поступали все исторические фигуры прошлого, а я теперь, несомненно, историческая фигура. Историограф похода, конечно, и без меня опишет все важные события. А мне надо рассказать о своей жизни. Она внезапно стала значительным историческим фактом, а кто ее лучше знает, чем я сам?
– А Охранительница на что? Обратитесь к ней – она такого насообщит, чего я и сам о себе не знаю.
– Верно! Вы и сами не знаете, что она хранит в своих ячейках. Нас же интересует, что вы сами считаете в себе важным, а что – пустяком. И еще одно. Охранительница – на Земле, а ваша внеземная жизнь, неизвестная ей, как раз всего интересней.
– Вы не секретарь, а диктатор,
