style="font-size:15px;"> – Граждане Рима! Я один из вас, консул этого города. И, однако, я говорю не только от себя, когда речь о Цезаре. Я говорю языком каждого гражданина. Сегодня я говорю за наших соотечественников, наших людей. Сенат издал закон о воздании почестей Цезарю, и, когда я буду называть его имена, вы услышите не мой голос, а свой.
Он повернулся к ростре, чтобы взглянуть на тело своего друга. На Форум пала мертвая тишина. Раны Цезаря скрывали туника и тога. Крови в теле уже не осталось, и Марк Антоний знал, что за дни, предшествующие похоронам, раны побледнели и затвердели. Живым оставался только венок из зеленого лавра, венчавший голову Цезаря.
– Он был Гаем Юлием Цезарем, сыном Гая Юлия и Аврелии, из Юлиев, род которых восходит к Энею из Трои, сыну Венеры. Он был консулом, и он был императором Рима. Он был отцом страны, и прежний месяц, квинтилий, переименовали в его честь. Кроме всего прочего, ему поклонялись как богу. Все это говорит о том, как мы чтили Цезаря. Наш достопочтенный сенат постановил, что тело его останется нетронутым, под страхом смерти. И даровал неприкосновенность всем, кто был с ним в момент его смерти. По законам Рима тело Цезаря священно. К нему нельзя прикасаться. Храм его плоти должен остаться нетронутым, так повелевает наш закон!
Он помолчал, прислушиваясь к ропоту недовольства, прошелестевшему над огромной толпой.
– Он не вырывал этих титулов силой из рук сената, из наших рук. Он даже не просил их, но они даровались ему, лились на него потоком, в благодарность за его службу Риму. Сегодня мы чтим его снова в вашем присутствии. Все вы свидетели чести Рима.
Один из центурионов неловко переступил с ноги на ногу, и Марк Антоний посмотрел вниз, а затем снова поднял глаза, встретившись взглядом с сотнями тех, кто стоял в толпе. В них он увидел злость и стыд, после чего кивнул, глубоко вдохнул и продолжил:
– По нашим законам, по нашей римской чести, мы дали клятву защищать Цезаря всей нашей мощью. Мы дали клятву, что те, кто не сможет его защитить, будут навеки прокляты.
Толпа застонала громче, словно все поняла, и Марк Антоний возвысил голос:
– О Юпитер и все боги, простите нас за нашу неудачу! Проявите милосердие к нам, не сдержавшим слова. Простите нам всем наши нарушенные клятвы.
Он посмотрел на тело своего друга. Потом его взгляд на мгновение метнулся к зданию сената. На ступенях стояли люди в белом, стояли и наблюдали за ним. Со ступеней открывался прекрасный вид и на тело, и на оратора, и Марк Антоний задался вопросом, наслаждаются ли они своим правом занимать столь выигрышные места. Также и в толпе многие обратили враждебные взгляды на стоявших перед зданием сената.
– Цезарь любил Рим. И Рим любил своего лучшего сына, но мы его не спасли, – продолжал Антоний. – Никто не будет мстить за его смерть, за все законы и за пустые обещания, не сумевшие удержать кинжалы. Закон – всего лишь желание людей, записанное
