что и религия, растет, как и все в культуре (в том числе и сама наука), из культа, вводит «естественный разум» в веру или растолковывает, раскрывает содержание прямого откровения, уже как-то систематизированного богословием. А это значит, что верная ориентация мысли требует приуготовления в опыте веры и вырабатывается техникой богословствования. Философия удается, когда служит благомыслию, благочестию.
Перелистав же иные книги, которыми нынче в обилии снабжают нас уличные коробейники, мы искусимся посвящением в тайную мудрость индусов, ацтеков, магов, антропософов или прямо самого космоса. И эти посвящения тоже требуют особой, иной техники: дыхательных упражнений, медитаций, изменения состояний сознания и пр.
Ho положим, нас заинтересовало нечто новенькое, нечто, именующее себя современной, а то и постсовременной философией, той, что обитает в гуще современных событий – политических, общественных, художественных, что умеет откликнуться на злобу дня и уловить значимый смысл этой злобы. Правда, произведения этих философов еще мало переводятся, а если переводятся или пересказываются, безразлично лежат на прилавках рядом друг с другом и с прочей мудростью всех времен и народов, вырвавшейся вдруг на волю вместе с нами. С какой же стати и какой именно сегодняшний толк философии (если только философии) увлечет нас: психоанализ, экзистенциализм, феноменология, герменевтика, семиотика, структурализм, постструктурализм, деструктивизм… И ведь это все тоже не просто «идеи», а своего рода ремесла, искусства, техники: феноменологического описания, чтения текстов, обращения с языком и речью, зоркого внимания к исторической фактичности. Странно сходятся и расходятся здесь строгий научный – лингвистический, социологический, культурологический – анализ, художественная чуткость к поэтике произведений, к эстетической плоти человеческой восприимчивости, к драматургии повседневности, к мифологии масс-медиа, умение «читать» тексты, факты и события как сообщения о действии скрытых механизмов, изнутри господствующих над человеком…
Все эти слухи и толки, – игнорируя, оспаривая, окрикивая друг друга, – разом захватывают нас, теряющихся среди них. В самом деле, все смешалось в нашем мире – дисциплины, профессии, конфессии, мировоззрения, традиции, исторические и современные культурные миры. И все – сомнительно.
Наука с ее техникой и техника с ее наукой с разных сторон поставлены под большой вопрос. А это значит – под вопросом стоит свойственная новоевропейской цивилизации идея знания, истины, т. е. идея, определявшая до сих пор вообще разумную форму вопросов и ответов на них. Ведь классическая философия Нового времени – вплоть до Гуссерля – не только обосновывала истинность научного мышления, но и свою собственную истинность видела именно в научной форме. Ho если так, возникает следующий вопрос: как вообще дело может дойти до того, чтобы поставить под вопрос эту – научную – идею разумности? На каком основании этот вопрос может быть поставлен? Впрочем, может быть, под вопросом стоит
