детей не было, не было даже племянников, с которыми можно было бы получать опыт, но он интуитивно чувствовал, что и как надо сказать этой ораве десятилетних мальчишек и девчонок, чтобы они начали слушаться. Не за страх слушаться, а за интерес.
Первые дни Андрей привыкал к распорядку дня, к обязанностям, к свежему воздуху и жаркой погоде. Потом втянулся, без проблем поднимался в шесть утра, ложился после полуночной планёрки и обхода домиков, засыпал мгновенно, чтобы на следующий день круг повторился. Это было очень размеренное существование, несмотря на то что в первую субботу Андрею пришлось накладывать шину на сломанную ногу: мальчишка из старшего отряда забрался на крышу и не удержался там, а во вторник – два аккуратных шва после знакомства девочки с забредшим на территорию бродячим котом.
После таких подвигов о нем уже весь лагерь знал и бегал с разными вопросами куда чаще, чем в медпункт к пожилой ворчливой Наталье Михайловне. Андрей качал головой, отправлял часть страждущих в белый дом с красным крестом, а некоторым помогал сам, потому что самым распространённым диагнозом было «воспаление хитрости» перед обязательной вечерней пробежкой – направленность лагеря на здоровый образ жизни давала о себе знать.
И за этой рутиной, которая на самом деле пестрела новыми впечатлениями, детским смехом, постоянными событиями и подготовками к ним, Андрей никак не мог поймать момент, когда некоторые дети оказывались во власти Слизней. Дети были всё время разные, разного возраста, из разных отрядов и, видя их, Порохов раздумывал – как бы узнать, что произошло накануне, и не мог придумать никакого правильного вопроса. Видя Слизней, изучая их и страх, который их притягивал, Андрей постепенно сам научился понимать его градации и оттенки. И тут не было ничего такого, что могло бы позволить спросить: «Ты боишься?». Не было ни малейшего намёка на событие или осознанный яркий страх. Он был подсознательный, но он был, и именно этот страх оказался не по зубам Порохову. Что его породило? Что же такое пугало детей, но так, что они и сами не понимали, насколько боятся?
Андрей сидел за завтраком, посматривал на календарь, висевший на дальней стене столовой, на котором кто-то из персонала зачёркивал прошедшие дни, и думал о том, что половина смены прошла, а он так и не приблизился к разгадке.
– Андрей, а что это?
Порохов развернулся к девочке. Его несколько коробило непривычное «Андрей», вместо имени-отчества, но он уже почти привык. В этом лагере вожатых называли только по имени – детям так было проще раскрепоститься, – и мужчине пришлось смириться с правилами игры.
Невысокая даже для своего возраста, Алина протягивала в ладошках Андрею нечто непонятное, но на первый взгляд напоминающее то ли голыш довольно крупный, но… мятый? То ли яйцо странной, продолговатой формы. Через несколько мгновений Андрей понял: действительно яйцо, но, судя по форме – рептилии. Он аккуратно
