поднят, и комедия началась.
На сцене шукстрили Арлекин и Пульчинелла, которые беспрерывно ссорились друг с другом и, как полагается в таких случаях, всё время поносили друг друга и угрожали в любой момент обменяться грузом тумаков и пощёчин.
Вся почтенная публика надрывала животики, слушая склоки этих двух марионеток, которые бранились и оскорбляли друг друга с с таким энтузиазмом, талантом и верностью жизни, как будто были не деревянными куклами, адвумя разумными людишками, живущими в этом мире.
Вдруг что-то случилось, и Арлекин, бросив играть роль, и, повернулся к зрителям, простёр куда-то далеко руку и намекая на что-то, начал кричать трагическим голоском:
– С небосвода! Нет! Не сон! Пиноккио! Это он!
– Это действительно Пиноккио! – заорала Пульчинелла.
– Это он! – воскликнула госпожа Розаура, испуганно выглядывая из дальней кулисы сцены.
– Это Пиноккио! Это Деревянный Человечек! Пиноккио! – хором закричали все марионетки, выбравшись толпой из-за кулис.
– Это Кукла! Это наш брат Пиноккио! Ура Пиноккио!…
– Пиноккио, иди ко мне! – закричал Арлекин, – отдайся в в объятия своих деревянных братьев!
При таком ласковом приглашении Пиноккио ничего не оставалось, как выскочить из задних рядов и одним прыжком добраться до сцены. Ещё один прыжок, и он едва не уселсЯ на голову дирижёра. Её одна секунда и оттуда он брызнул на сцену.
Невозможно вообразить себе все обнимашки, целовашки, подмигашки, щипки и тычки, которые получил Пиноккио в доказательство искренней симпатии этого сообщесттва взъерошенных актеров и актрис этой драматической деревянной труппы.
Это зрелище было неописуемо трогательным, но тут зрители, которые сидели в зале, видя, что комедия буксует, встрепенулись и принялись кричать: «Мы хотим комедии! Комедию! Мы хотим комедии!»
Они орали так, что многие сорвали голос, но марионетки, вместо того, чтобы продолжить игру, только удвоили шум и вопли и, посадив Пиноккио на плечи, с триумфом понесли к краю рампы.
Тогда из-за кулис выскочил Кукловод, такой уродливый, страшный человечек, что все испуганно посмотрели на него. У него была чёрная, густая борода, как чернильные каракули, и такая длинная, что она спускалась с его подбородка до земли. Достаточно сказать, что, когда он шёл, он цеплялся за неё ногами. Рот его был широко разинут, как печь, а глаза были похожи на два фонаря из красного стекла, с горящим светом внутри. Он щёлкал большим хлыстом, сделанным из змей и лисьих хвостов, скрученных вместе.
При неожиданном появлении Кукловода все сморщились и застыли, как неживые: больше никто не вздрогнул. Было слышно, как летают мухи. Эти бедные марионетки, мужчины и женщины, дрожали, как беззащитные осенние листья на деревьях.
– Зачем ты пришёл в мой театр? – спросил Кукловод у Пиноккио, громыхая сиплым голосом, как вконец простуженный людоед.
– Милостивый государь!
