а это знак того, что он пожалел тебя, и теперь ты спасён! Тут надо пояснить, что в отличие от людей, которые, когда жалеют и милуют кого-то, начинают пускать нюни, плакать или тереть красные глазёнки, Маджафрог просто начинал элементарно чихать! И если он чихнул в присутствии кого-то, это значило, что тому дозволено ещё пожить какое-то время! Весьма странный способ продемонстрировать своё доброе сердце, не правда ли?
Начихавшись вдосталь, Кукловод, приказал Пиноккио в своём жутко грубоватом стиле:
– Кончай плакать, тля! Не могу видеть чмошных нытиков! От твоего зубодробительного нытья у меня опять заныл живот! Ох, как закололо! Мать честная! Всё из-за тебя! Нет, у меня точно будет спазм! Вот он на подходе! Уже рядом! Почти… Почти… Этчи, э-чхи! Ап! Чхи! И он ещё два раза чихнул на бис.
– Будьте здоровы! – вежливо сказал Пиноккио.
– Спасибо! А твой отец и мать живы? – для проформы спросил Кукловод Маджафрог – Пожиратель Огня.
– Отец – да, а мама – не знаю… Никогда не сталкивался с ней!
– Кто знает, какое горе было бы твоему старому, бедному отцу, если бы ты сейчас расположился между этих жарких углей! Бедный старик! Мне так жаль его… Этчи, этчи, этчи, – Ап! Чхи! И он сделал еще три порядочных чиха, которые свидетельствовали буквально о натуральном приступе доброты.
– Будьте здоровы! – сказал Пиноккио.
– Не стоит беспокойства! Я ещё до конца не решил, что мне с тобой делать! Меня тоже надо пожалеть, потому что, как видишь, у меня больше нет дров, чтобы закончить печь этого чудесного жареного барашка, а ты, если сказать по-правде, был бы мне очень нужен! Но раз уж я пожалел тебя и моё милосердие столь безгранично… Так что придётся потерпеть до лучших времён! Ладно! Вместо тебя я поставлю под вертел какую-нибудь глупую марионетку из моей обширной коллекции. О-ля-ля! Жандармы! Ко мне!!!
По его команде тут же откуда ни возьмись появились два деревянных дуболома-жандарма, длинные, сухие поленицы, с люцернской шляпой на голове и саблями наголо в чудовищных руках.
Тут Кукловод Маньяфог рявкнул хриплым голосом:
– Взять этого глупого Арлекина, хорошо связать его, а затем бросить в очаг, чтобы он хорошо прогорел в огне! Я хочу, чтобы мой барашек хорошо прожарился! Аминь!
Представьте себе лицо бедного Арлекина! С него сразу слетели все румяна и пудра! Он так испугался, что ноги у него тут же подкосились, и он без чувств рухнул на пол.
Пиноккио при виде этого душераздирающего зрелища бросился к ногам Кукловода Маджафрога и, плача, стеная и и орошая всю его длинную противную бороду горючими слезами, начал умоляющим голоском просить за него:
– Господин Маньяфог! Мистер Пожиратель Огня!…Помилуйте!
– Здесь нет господ! – жёстко возразил кукловод, – Здесь все товарищи!
– Помилуйте, господин товарищ!… – взывал Пиноккио – Синьор кавалер!
– Заруби
