с этим странным парнем у него дома. Несмотря на всю эту нелепость, он изменился до неузнаваемости.
– Завтра я не смогу прийти, – сказала она. – Я встречаюсь с доктором Овертоном.
Он молчал. Больше, чем когда-либо, имя Овертона вызвало в нем приступ враждебности. С тех пор как Дункан успешно сдал экзамен на стипендию Локхарта, этот человек изо всех сил старался игнорировать его или, в тех редких случаях, когда они встречались, относился к нему с преувеличенным презрением.
– Но я могла бы… через день, – сказала Маргарет.
Дункан все еще сиял от счастья, когда в тот вечер добрался до своего жилища. Взбежав по лестнице, он резко остановился на площадке второго пролета. Кто-то играл на рояле. Должно быть, прибыл новый жилец, о котором говорила миссис Гейт. Дункан стоял в тени лестничной площадки, прислушиваясь. Это была действительно прекрасная игра, какой ему еще не доводилось слышать. В обычной ситуации он бы постеснялся пойти на это, но сегодня его счастье преобладало над сдержанностью. Он постучал в дверь и, услышав «войдите», повернул ручку.
– Я случайно проходил мимо и подумал, что мне лучше представиться. Вы доктор Гейслер, не так ли? Я Дункан Стирлинг – я живу над вами.
Продолжая играть, женщина за маленьким роялем повернула голову и посмотрела на него. Ей было лет двадцать восемь. Горестный взгляд ее темных глаз на бледном, довольно простом лице был странно вызывающим. На ней была хлопчатобумажная блузка в бело-голубую полоску с открытым воротом и синие брюки. На босых ногах старые красные сафьяновые тапочки. Ее наспех причесанные черные волосы выглядели столь же хаотично, как и ее одежда. Никогда еще ему не встречалась женщина, настолько лишенная элементарной женственности. Как если бы она сама решила полностью избавиться от обаяния.
Она доиграла до конца музыкальную фразу и внезапно встала.
– О да, – холодно ответила она. – Несравненный студент-медик! С тех пор как я приехала, только и слышу дифирамбы миссис Гейт в твой адрес.
Он рассмеялся, затем оглядел комнату, которая, несмотря на простую обстановку, выглядела необычно: картина над камином – нечто охристо-зеленое, – блестящее кремовое покрывало из атласа на диване, рояль. Странно было увидеть подобное под этой скромной крышей.
Он не смог удержаться от замечания:
– А вы украсили комнату. Полагаю, это ваши вещи?
Выражение ее лица снова стало жестким.
– То, что от них осталось.
Он отвел взгляд. Он уже знал, что она была австрийской беженкой из Вены, поступающей в университетскую клинику врачом-ортопедом в рамках новой программы оказания медицинской помощи, организованной Советом Фонда Уоллеса.
С холодным цинизмом она продолжила:
– Когда хочешь покинуть страну, устроит любой вариант.
– Да, – согласился он. – Видимо, так и есть.
– Мне нравится этот старый дом, – сказала она через мгновение. – Огромное отличие от новой Вены.
Она покачала головой, как бы прогоняя воспоминание.
– Тебе
