по непонятной причине сделались хрупки. А огонек дара почти погас.
Наверное, он все-таки умрет.
И то, что жив пока еще, это сродни чуду.
Чудо сидело здесь же, уставившись на Винченцо узкими черными глазами.
Ица.
– Т-ты, – выдавил он. И легкие болезненно сжались на выдохе, грозя вовсе схлопнуться. Тогда он умрет. Но нет. Снова разошлись ребра, сдвинулась вниз диафрагма. И воздух устремился в него, как в пустой сосуд.
Со свистом.
– Вернулся, – Ица приподнялась и приложила палец к губам. – Видел?
– Что?
– Что? – переспросила она. Издевается? Или… скорее уж спрашивает. Винченцо хотел ответить, что ничего не помнит, но не смог.
И теплая детская ладошка легла на голову.
– Мыслей много, – сказала девочка. – Суетятся. Вот и слепой. Спи.
Он послушно уснул.
Только еще ощутил, что совсем рядом, близко, недопустимо близко, есть еще кто-то. И этот кто-то тоже дышал сипло.
Миара.
Она…
Почему? Не важно. Главное, что он сам потянулся к этому теплу, пусть даже во сне. Обнял. Укутал.
Он не сумел защитить. Ни её. Ни себя. И никто не сумел бы. Но они выжили, и если так, то умирать сейчас будет нечестно. Да и не хочется. Поэтому со смертью Винченцо слегка погодит.
Для начала и вправду выспится.
Второй раз его разбудил шепот. Громкий. Повизгивающий. И главное, слов-то не понять. Сперва не понять было, а потом он вдруг осознал, что понимает. Что язык чужой, а он все равно понимает.
– Госпожа, зачем вы тратите силы на этих… проклятых?
Винченцо попытался понять, где находится.
Комната.
Кровать? Кажется. Одежда промокла, простыни тоже, будто воды плеснули. Жарило его? Да, как ни странно, но теперь он прекрасно понимал все, что происходило. И сны тоже.
Безумные сны.
Мертвецов, которые приходили, один за другим. Всех. От того безымянного раба, который умер тогда, на алтаре, до матушки. И… и приходили.
Смотрели.
Молчали.
Если бы сказали хоть что-то. А Винченцо пытался. Говорить. Оправдываться. Что-то даже объяснял. Бывает. В горячке и не такое привидеться может. Но он, кажется, преодолел кризис.
Миара?
Здесь. Тоже спит? Похоже на то. Спокойное у нее дыхание, ровное. Как и сердечный ритм.
Ица… её Винченцо видел пятном желтого света. Неяркого. Теплого.
Дикарь?
В комнате его не было.
Но был кто-то еще, кто-то весьма близкий к Ице по ощущениям, пусть свет его и был совсем слабым, приглушенным. Этот человек и шептал.
– От них лишь вред один!
– Уйди.
– Вы нужны дома, госпожа! Ибо предсказание сбывается! Небеса вот-вот изольются огненным дождем. Живые земли станут мертвыми, а мертвецы поднимутся, собирая дань с земель. И слезы вдов наполнят чаши Мертвых озер.
Надо же,
