Но они как-то увидели, и давай бомбить. Налетели как саранча. Я забеспокоился, молиться начал. А командир шутил, анекдоты мне рассказывал. Мужик бесстрашный. В общем, еле выбрались тогда. Для нас он та надежда, которой часто на фронте не хватает, очень всех воодушевляет. Мы после рейса долго ещё не спали. Разговорились с ним, о семье, жизни, службе. В общем, обо всём. Он тот командир, который внимательно выслушает и не бросит никого в беде, словом, настоящий офицер.
А ещё случай был. Тоже с ним ехал. Локомотив прошёл – ничего, только первый вагон подъехал – взрыв. Что-то немцы перемудрили, и вместе с вагоном нас тоже сбросило с рельсов, окна вдребезги. Груз разлетелся, пробил форточку, осколком я распорол ногу, командиру тоже досталось. Он встаёт, весь в крови. Увидел, что я лежу с огромным осколком в ноге, а до станции, откуда мы отправлялись, тринадцать километров по лесу напрямик. Он закинул мою руку на плечо и потащил на себе. По морозу, через лес, где голодный зверь бродит, туда с винтовкой лишний раз боишься зайти, а мы пустыми шли.
Если возим почту, на душе становится теплее. Когда видишь, как пара бумажек с новостями из дома греет души наших солдат и воодушевляет отвоёвывать каждую пядь земли, становится даже интересно, что там такое написано, что так поднимает дух. Уж не товарищ ли Сталин в письмах тех им поцелуи шлёт? Шутки шутками, а здесь это один из самых счастливых моментов.
В общем, как-то так дела фронтовые обстоят. Жду письма с рассказом о своих делах. Кланяйся от меня всем нашим.
Искренне ваш, боец-красноармеец, Степан Митрофанов.
Художник – Вероника Маркина
Лирика о детях
Большой друг
Рино Рэй
Белый медведь появился внезапно.
Одним особенно снежным декабрьским утром он просто вырос за стеклом магазина. Огромный, едва ли не в половину Нюты, с выразительными чёрными глазами и невероятным кожаным носом – он завоевал её сердечко сразу. Девочка, раскрыв рот, смотрела на игрушку, не обращая внимания на снежинки, холодящие язык.
– Эй! – слегка толкнула её подруга. – Гланды застудишь!
– А? – Нюта моргнула и, спохватившись, закрыла рот. Что такое «гланды», она знала не понаслышке: прошлой зимой девочка тяжело болела, и мать разрывалась между двумя работами и ребёнком в горячечном бреду. Тогда, без малого в десять лет, Нюта и познакомилась с новым для себя словом, а заодно и с равнодушными больничными стенами, холодными стетоскопами, больнючими иголками и добрым врачом со сложным именем Апполинарий Георгиевич. Хорошим, пожалуй, из воспоминаний был только он.
– Бэ! – передразнила её подруга. – На что пялишься-то? На мишку?
– Ага, – призналась Нюта. – Красивый, правда?
Подруга скептически изучила игрушку.
– Красивый, – согласилась она. – Только стоит, небось, столько, сколько разве что Лидкин папа зарабатывает.
Лидка
