и понюхал поднимавшийся над кастрюлей пар.
– Восхитительно!
В кастрюле томилось куриное рагу – приправленное чесноком, душистыми травами и домашней горчицей, сдобренное щедрой порцией сливок от коровы месье Бенуа. Люк не знал больше никого, кто использовал бы для стряпни лаванду.
– Береги лаванду, а она убережет тебя, милый мой, – пробормотала бабушка.
Люк повернулся и пошел обратно в гостиную, тихонько улыбаясь столь твердой вере в его цветы.
– Марсель просил передать тебе привет, – шепнул он Ракель. – Ты же знаешь, он в тебя влюблен.
Довольно улыбнувшись, Ракель ласково отпихнула младшего брата.
Оглядев грустные лица близких, Люк отбросил собственные заботы и подскочил к старенькому граммофону. Прошлой зимой, в одну из редких поездок в Марсель, он выложил за него на черном рынке целое состояние. Люк не понимал, что значит «Begin the Beguine», но ему и дела не было – завораживала музыка.
– Потанцуем, Ракель? – предложил он, пытаясь растормошить сестру.
– Что? – отпрянула она.
Ракель была самой хорошенькой из сестер и самой жизнерадостной, а смеялась до того заразительно, что вся комната разом подхватывала ее смех. В людях она замечала только хорошее. Тем ужаснее было видеть ее усталой и подавленной. Но Люк твердо решил – сегодня он не потерпит никакой грусти. В себе – и то не потерпит. Он выведет семью из мрака.
Молодой человек опустил иглу на виниловый диск, и бархатные звуки кларнета возвестили начало мелодии. Прищелкнув пальцами, Люк кивнул точно в тот миг, когда вкрадчиво вступили медные духовые инструменты, и вновь нахально повернулся к Ракель.
– Люк… – предостерегающе начала девушка, однако он уже направлялся к ней танцующими шагами.
Гитель, захихикав, хлопала в ладоши, Ида у плиты начала тихонько подпевать и покачиваться. Якоб во все глаза смотрел на своих детей.
Люк с улыбкой распростер сестре объятия, позволяя музыке унести себя на волнах счастливых нот. Сейчас во всем мире имели значение лишь томная песня Арти Шоу, смех Ракель и вновь заискрившиеся огромные темные глаза Сары. Даже Голда вроде бы вышла из непонятного оцепенения. Ракель засмеялась, и на лице матери появилась дрожащая улыбка.
– Люк! – повторила Ракель, но он легко подхватил ее и закружил по комнате, да так, что длинные черные волосы девушки взметнулись в вихре.
– Тсс! Представь, что я Марсель, и танцуй.
Сестра наконец расслабилась и позволила вести ее в танце по комнате.
Гитель возбужденно прыгала вокруг.
– Моя очередь! Ну пожалуйста! Ой, ой, смотрите. Папа с мамой танцуют!
Сердце Люка едва не разорвалось от радости при виде того, как отец с озорной искоркой в глазах обводит свою жену вокруг стола и начинает кружиться с ней в медленном вальсе, щека к щеке, точно юные влюбленные. Они сейчас находились в своем собственном маленьком мирке. Ида, улыбаясь сквозь слезы, смотрела на них от двери.
Гитель
