а покуда посмотрю Катьку. Это ж надо так избить бабу! И откуда у Лешки столько силы взялось?
– В горячке и коня на скаку остановишь. В Сарде, когда изба загорелась, старик немощный целую стену удержал, пока семья из огня не выскочила. А после одно бревно приподнять не смог.
– Хватит болтать. Делом занимайся.
Ольга начала внимательно осматривать и ощупывать тело Екатерины. Послышались стоны избитой женщины.
Вскоре Ольга выпрямилась, потянулась и сказала:
– Ну, кажись, кости целы. Два зуба вылетели, но это мелочь. Голова не пробита.
– А шкура быстро заживет, – сказал от стола Николай.
– Так, Никола, дай-ка мне темный пузырек, что слева с краю стоит.
– Этот? – Николай поднял пузырек.
– Да, его.
– Держи.
Ольга высыпала на ладонь какой-то порошок, взяла щепотку и поднесла пальцы к ноздрям женщины, находящейся без сознания.
Та дернулась, чихнула, открыла глаза и слабым голосом спросила:
– Ольга?..
– Я, Катерина.
– А что с дитятком моим? Жив ли он?
– Жив, успокойся, в зыбке спит.
– Перепеленать бы его надо.
– Заплачет, перепеленаю. Что болит-то?
– Ты откуда взялась? – вопросом на вопрос ответила Екатерина.
– Да муженек твой среди ночи поднял.
– Изверг.
– Ладно, что было, то прошло.
– Сильно он меня изуродовал?
– Я же спросила, что болит.
– Ничего, тела не чувствую, будто нет его.
– Это исправим. Главное, что кости и голова целы. А вот и муженек твой. Он за водой бегал.
– Видеть его не могу.
– Пройдет. Нам, бабам, не привыкать.
Алексей налил в чугунок воды из деревянного ведра, поставил в печь, где еще тлели угли, вышел из кута, встал у занавеси и сказал:
– Нагреется быстро.
– Мне нужно чистое тряпье, чтобы на лоскуты порвать.
– Гляну в сундук. Катька лучше знает, где что лежит.
– Там сверток холста, – проговорила женщина.
– Слыхал?
– Слыхал, а как резать-то?
– Лоскуты должны быть примерно с ладонь, не шире.
Лешка занялся нарезкой своеобразных бинтов.
– Николай, глянь воду, – сказала Ольга.
– Сейчас. Теплая, рука терпит.
– Давай сюда.
Николай поднес чугунок. Алексей подал первые лоскуты.
Ольга обтерла тело Екатерины, смыла кровь и взялась за рваные раны. Она осторожно покрывала их мазью, тут же делала перевязку. Спустя час знахарка поднялась со скамьи. Екатерина представляла собой мумию, обмотанную лоскутами ткани.
Глаза, полные боли, смотрели на знахарку, разбитые губы шептали:
– Дитя посмотри, Оля. Что-то долго молчит.
– Спит крепко, вот и молчит. Все, что надо,
