а вдруг он пожалеет о своей откровенности и прикончит меня? – и хотел было сразу отправиться к доктору. Но в этот день моему отцу стало хуже, и к вечеру он скончался. От горя и свалившихся на нас хлопот мы с матерью и думать забыли о постояльце и о нашем страхе перед ним.
А поутру капитан как ни в чём не бывало спустился вниз. К вечеру он по обыкновению напился пьян и, несмотря на готовящиеся похороны, распевал во всю глотку свою разухабистую песню, положив перед собой кортик. Он был ещё очень слаб, но мною опять овладел прежний страх. К тому же доктор был далеко – его вызвали к больному в дальний поселок.
На следующий день после похорон я вышел на улицу. Утро выдалось студёное и туманное, под стать моим тоскливым мыслям об отце.
Вдруг я увидел, как по дороге, ощупывая её палкой, идёт сгорбленный старик в драном матросском плаще с капюшоном. Над глазами у него торчал зелёный козырёк. По-видимому, он был слеп. Дойдя до трактира, старик остановился и, неизвестно к кому обращаясь, гнусавым голосом проблеял нараспев:
– Не сообщит ли какой-нибудь добрый человек несчастному слепому, утратившему зрение в боях за родную Англию – да продлит Господь дни короля Георга, – в какой благословенной местности он находится в данный момент?
– Вы находитесь в бухте Чёрного Холма, возле трактира «Адмирал Бенбоу», – ответил я.
– Какой молодой голос! – слащаво протянул старик. – Подайте мне руку, любезный юноша, и помогите войти в дом!
Я содрогнулся, когда этот мерзкий безглазый призрак вцепился в протянутую мной руку, словно клещами.
– А теперь, мой милый, проводи меня к капитану.
– Сэр, – пролепетал я, – честное слово, я боюсь…
– Ах, вот оно что! – ухмыльнулся он. – А остаться без руки ты не боишься?
И он так вывернул мне локоть, что я вскрикнул.
– Поверьте, сэр, я не за себя боюсь, а за вас. Капитан всё время сидит с обнажённым кортиком. Он уже ранил одного…
– А ну, пошевеливайся! – перебил меня слепой.
Теперь его голос звучал резко и жестоко, но не менее омерзительно, чем прежде. Дрожа от страха, я провёл его в дом.
– Как только он меня увидит, кричи: «Вот ваш друг, Билли!», а иначе…
И своими железными пальцами слепой скрутил мне руку так, что я едва не лишился чувств. Этого нищего я уже боялся больше, чем капитана, и поэтому сделал всё, как он велел.
Увидев гостя, Билли Бонс моментально протрезвел. Лицо его исказила гримаса, но не испуганная, а скорее страдальческая. Он попытался встать, и не смог.
– Ничего, Билли, сиди, где сидишь, – сказал нищий. – Мне и без глаз слышно, как тебе тяжело. Но дело есть дело. Протяни свою правую руку… А ты, мальчик, поднеси её к моей.
И я увидел, как он переложил что-то в ладонь капитана, тут же сжавшего кулак.
– Дело сделано, – произнёс
