дурочки с Вшивой горки?
– Ой-ой, держите меня. Я от радости займусь как от огня. Он ревнует! Николай, засвидетельствуйте, – обратилась она к Добролюбову, как постовой милиционер обращается к свидетелю уличного происшествия. – Этот тип меня ревнует. Он собрался пропить нашу квартиру и для отвода глаз решил разыгрывать Отелло.
Добролюбов, решивший было, что о нем совсем забыли, спохватился (встрепенулся), чтобы соответствовать доставшемуся ему вниманию.
– Не бойся, не пропью, – мрачно отозвался Боб.
– А что мне бояться? Я над тобой опеку оформлю как над алкоголиком, и будь здоров.
Оба почувствовали, что наговорили лишнего в присутствии постороннего человека. Надо было исправить эту ошибку. Боб вовремя нашелся.
– Слушай, будь другом – купи там бутылку воды. – Боб протянул Добролюбову смятый рубль и кивнул в сторону вагона-ресторана.
– Лучше две бутылки. Рубля может не хватить. – Жанна добавила еще один рубль – добавила так, словно согласие на услугу от Добролюбова было уже получено.
Тот лишь тычком сдвинул к переносице сползавшие очки и искренне удивился тому, что, оказывается, так легко дал согласие сбегать за водой. Тем не менее воспользовался подвернувшимся предлогом, чтобы ненадолго исчезнуть, пока молодым супругам не надоест выяснять отношения.
Не партерша, а партнерша
– Ну вот, слава богу… испарился. – Жанна посмотрела вслед Добролюбову и стряхнула с себя пепел, случайно попавший на юбку. – Ты у меня умничка…. Так ловко его спровадил. – После множества высказанных мужу упреков она, казалось бы, не должна была признавать его заслуг, но Жанна признавала, тем самым извиняясь за упреки, высказанные сгоряча и явно несправедливые.
Боб, привыкший терпеть несправедливость и напраслину, присвистнул оттого, что ему становилось за себя подчас обидно, но он терпел и все ей прощал.
– Дондурей. – Он любил выразиться так, чтоб было непонятно, кого он имеет в виду, и при этом не исключалось, что, может быть, имеет в виду себя.
– Ты о ком?
– Об одном товарище.
– Об этом Германе Кузьмиче или как там его. Прохоровиче?
– Нет, я о Белинском, то бишь Добролюбове. Нашем Добролюбове.
– Почему он дондурей?
– А так… все молчит, молчит. Такой зануда… Хорошо, что хотя бы на пару минут от него избавились.
– Зря ты при нем сболтнул о каком-то там совратителе с Вшивой горки. Он теперь бог знает что думает.
– Сболтнул и сболтнул. Вернее, взболтнул кое-что из твоего прошлого.
– Зря. – Жанна выдержала долгую паузу, а затем задумчиво произнесла: – А может, и не зря… – Она заинтересованно глянула на мужа, ожидая от него такого же пытливого интереса.
– Тебя не поймешь… – Он не мог взять в толк, куда она клонит и к чему проявлять интерес.
– А меня и понимать не надо. Надо взболтнуть кое-где, ведь ты любишь взбалтывать.
– Ты можешь сказать прямо, чего тебе надо?
– Могу,
