перемену погоды заметили все. В очередной пасмурный день с утра еще шел снежок с ветром, но к обеду перестал, и стало можно различить, что снеговые тучи из сплошной облачности превращаются в пока еще плотные кучевые облака, а после обеда в них и просветы появились, которые к вечеру расширились, полностью очистив синее небо. Люди давно его не видели, поэтому даже занятый своими делами народ, проходя через замковый двор, нет-нет, да и поднимал голову вверх. А Николай Федорович забрался на верх башни, одно из своих любимых мест (крышку люка и саму площадку тоже периодически чистили дневальные), и стоял там, оглядывая уже давно знакомые окрестности. Количество выпавшего снега за эти недели было видно, что называется, невооруженным глазом, в пределах видимости почти не осталось тропинок, протоптанных ранее людьми, совсем скрылись под снегом землянки чудинок, да и дома (и другие постройки) в деревне оказались засыпаны почти до крыш. Седов постоял не так много, минут двадцать, но показалось ему, что и воздух как-то по другому пахнет, и глаза обрадовались, что ли…
Народ в отряде, как оказалось, успел прилично устать от безделья. И если Степан со своими бойцами на лошадях сразу начал заново натаптывать дозорные пути по дорогам, то Гридя, давно поставивший часть своих разведчиков на лыжи, снова прокладывал лыжни по лесам – там и в метели было гораздо тише, и можно было нормально передвигаться, и передвижение то получалось тайным – с того же тракта лыжню в лесу уже с десятка саженей не разглядишь. И если то, что Орден снова выпустил своих разведчиков по тракту и с севера, и с юга, сперва обнаружили дозорные Степана (а потом и заставы на засеках), то Гриде удалось совсем другое – он привел почти два десятка новых бойцов в отряд. Это оказались местные крестьяне, забранные в ополчение еще по осени, и только сейчас пешим ходом возвращающиеся из земель Тевтонского ордена домой, в земли Везенбергской и Вейсенштайнской комтурий. Через три-четыре дня после конца метелей к первой из деревень на реке Пярну, что была теперь под контролем отряда, с трудом вышла по занесенному свежим снегом льду цепочка изможденных, исхудавших людей. В основном с копьями, но использовали они их уже как посохи. Сельчане в этот раз их заметили издалека, вооружились выданным в замке и заняли оборону в деревне (ну, как смогли), но вблизи, когда разглядели друг друга – один из них оказался как раз из этой самой деревни, нашлись и другие знакомые, и народ еще с взаимным недоверием, но все же обменялся свежими новостями, безбожно привирая при этом с обеих сторон, конечно… А тут подоспел и дозор из Гридиных ребят, но, разобравшись, что боя нет, тревогу поднимать не стали, а полностью разъяснили пришедшим ситуацию.
По словам вернувшихся ополченцев, их осталась пятая часть от того, что с осени собрали в этих местах и отправили на подмогу тевтонцам. Еще столько же, с более тяжелыми ранами, отлеживалось в двух монастырях, которые принимали на обратном пути раненых и лечили их, ну, как могли – дошедшие к возможности выздоровления
