только тем, что мы потеряем группу диверсантов, заброшенную в глубокий тыл русских? Так невелика потеря… И, думаю, русские не стали бы ради этого затевать с нами какую-то игру. Не надо считать их дураками. Ну, а еще что мы здесь теряем? Ты молчишь, друг мой Герд Эрлих? Вот и я недоуменно умолкаю.
Выговорившись, Штеле сел на диван и закрыл глаза. Он думал. Думал и Эрлих. Они молчали долго.
– Там, – отозвался наконец Штеле и опять указал пальцем вверх, – наверное, уже головы себе сломали, размышляя, как оставить Красную армию без снабжения. Но, похоже, никто еще не додумался использовать для этого советских заключенных. Идея, прямо скажем, оригинальная и неожиданная. А значит, имеет шансы на успех. И потому я предлагаю подумать над ней основательно.
– Ты считаешь, что можно верить заключенным? – спросил Эрлих.
– В нашем положении можно верить хоть черту, – ответил Штеле. – Это во-первых. А во-вторых… Представь, друг мой Эрлих, что тебя за все твои старания взяли и засадили в концлагерь. Ну? Скажи, разве в этом случае ты не затаишь обиду на власть? Не захочешь ей отомстить – по мере своих сил и возможностей? И вот тебе вдруг предложили такую возможность… Конечно же, ты используешь эту возможность и подложишь взрывчатку под какой-нибудь мост. Разве не так? Получишь, так сказать, моральную компенсацию. И к тому же не забывай еще об одной компенсации – о свободе.
– Ты говоришь о психологических моментах… – в раздумье произнес Эрлих.
– А о чем же еще! – воскликнул Штеле. – Разумеется, о них!
– Да, но те, о ком ты говоришь, – заключенные. Убийцы, воры, возможно, те, кто отбывает заключение по политическим мотивам.
– Тем более! – развел руками Штеле. – Кому, как не политическим заключенным, быть мстителями? Это же принципиальные враги советской власти. Пригодятся и убийцы с ворами. Для них, как известно, главное – оказаться на свободе. И тут им предлагают такую возможность. Неужто они ее упустят? Опять же, друг мой Эрлих, я говорю о человеческой психологии.
– Допустим, – стал постепенно сдаваться Эрлих. – Однако же идея новая. Тут надо подумать.
– Разумеется! – воскликнул Штеле. – Подумать, затем составить план, далее – одобрить его в высоких кабинетах. Все, как полагается. А потом надо начать действовать. А начинать нужно с бокала хорошего французского коньяка! Как тебе моя идея, друг мой Эрлих?
– Поддерживаю, – скупо улыбнулся Эрлих.
– …Итак, во-первых, – сказал Штеле. – Как нам быть с авторством идеи? Что же, так и доложим в верха, что ее нам подкинул русский перебежчик-полковник? Не много ли будет чести для этого полковника?
– У тебя есть мысль? – глянул Эрлих на Штеле.
– Я полон всяческих продуктивных мыслей, в том числе и относительно русского полковника, – с нарочитым пафосом сообщил Штеле.
– Я слушаю, – сказал Эрлих.
– А мысль вот какая, – сказал Штеле. – Предлагаю отодвинуть
